Да здравствуют медведи!

«Я, Артуро Видаль Делисле Диас Флейта, родился в провинции Ориенте. Мне девятнадцать лет. Мой родной город — Гуантанамо. Мой отец — рабочий. Был кузнецом на базе янки. Во время революции ушел в горы. Когда революционное правительство национализировало плантации и заводы, он стал работать на сентрали. У моих родителей пятеро детей. Моя старшая сестра учится в Сант-Яго де Куба на медсестру. Я кончил пять классов школы. Потом служил в армии. Теперь учусь в Академии военно-морского флота. И работаю матросом-практикантом на советском рыболовном траулере «Оха».

Биографии наших кубинцев похожи, как листья одного дерева. Почти все они с пятнадцати лет служили в армии. Все они из провинции, дети крестьян или батраков с плантаций сахарного тростника, рабочих сахарных заводов — «сентралей». Оно и понятно. Революция пришла в Гавану из провинции. Провинция остается ее главной опорой. С сахарных плантаций ушли батраки в горы и спустились оттуда победителями. И всюду, где Куба берется за новое для себя дело, идут теперь их дети.

Пусть вас не смущает название «Академия». В наше среднее мореходное училище, где готовят штурманов малого плавания, берут с семилеткой. А кубинцы кончали только пятилетнюю народную школу. Этого мало на современном судне даже для матроса.

— Да, с таким образованием далеко не уедешь!.. Видать, нелегко им приходится, — меланхолически замечает рифмеханик Саня Кузнецов, осматривая только что сшитое им резиновое кольцо. Это кольцо он, кажется, шьет с утра до вечера — привод в холодильнике на камбузе износился, крутится круглые сутки, а новой резины днем с огнем не сыскать.

— Нам, что ли, легко?! — возмущается боцман.

Спор это у них старый. Боцман на «Охе» никаких психологии не признает. Раз показал — во второй изволь делать сам. Не выходит — заставим. Возможно, эта школа где-нибудь и годится, но только не здесь. Кубинцы спросить, что к чему, не могут. А могли бы — так боцман не сумел бы им объяснить. Он ведь тоже у нас не лингвист.

— Не орать, а учить людей надо, — помолчав, отвечает Саня.

— Кто хочет, научится. Выучи вот своего негритенка.

Негритенка Мануэля Сане дали вместо моториста. В машине ему не сидится, во всех этих трубах, камерах, краниках он ничего не смыслит. Стоит рифмеханику заглядеться, Мануэль уже на палубе, там поднесет, здесь подтянет — и веселей и понятней.

По документам ему семнадцать лет, а на вид — не больше пятнадцати. Как-то его спросили, будто невзначай, какого он года рождения, Мануэль не успел сосчитать и бухнул — сорок восьмого. Как раз пятнадцать!

Кубинцы расхохотались: не умеешь врать — не берись. А потом лица у них стали серьезные. Принялись объяснять: семья у Мануэля большая, надо зарабатывать… Но Сане от этого не легче. Отстоит вахту, ляжет спать, а не спится: вдруг негритенок снова на палубу выскочил, растопил в трюмах лед — пропала рыба…

Саня поднимает свои черные от мазута, заскорузлые пятерни:

— На пальцах мне его учить, что ли?

Если б все дело было в языке! В конце концов, на работе обошлись бы и без переводчика. Но ведь другой язык — это только сигналы другого мышления.

Вот, скажем, что это такое — Артуро Видаль Делисле Диас Флейта? Где здесь имя, где отчество, где фамилия? Кубинцы объясняют: Артуро — имя. Понятно. Видаль — фамилия. Понятно. Делисле? Тоже фамилия. Двойная? Нет, фамилия матери.

— Даже справедливей, чем у нас, — удивляется Саня. — А то у нас мать вырастит, воспитает, а вроде бы ни при чем остается — ни имени ее, ни фамилии в детях нет…

— Что такое Диас?

— Тоже фамилия. Вторая фамилия отца.

— А откуда она?

— Это фамилия его матери.

— То есть твоей бабки?

— Верно.

— А Флейта?

— Вторая фамилия моей матери.

— Опять бабки?

— Правильно.

Боцман недоверчиво качает головой — ну, мол, и порядки!

— А как будет фамилия твоего сына?

Артуро смеется, — до этого, ему кажется, так далеко.

— Я еще не женат.

— А что с того? Скажем, родится у тебя сын, назовете его Хосе. Как его будут звать?

— Не знаю.

Наши удивленно глядят на Артуро: как это не знает?

— У меня есть подружка. Ее зовут Мария Гонсалес Кастийо Бетанкур Серабаталь, — поясняет Артуро. — Если я на ней женюсь и мы назовем нашего сына, как думает боцман, Хосе, то его будут звать Хосе Видаль Гонсалес Делисле Кастийо.

— Значит, у вас с сыном будут разные фамилии?

— Не совсем.

— А куда деваются остальные фамилии?

— Никуда.

— Тогда почему же у твоего сына их четыре, а не восемь?

— У меня тоже восемь.

Мы окончательно запутались. Начинай сначала!

Кубинцы прыскают.