Да здравствуют медведи!

— Больше восьми носить не принято. В официальных документах пишут четыре. А зовут просто по имени и фамилии.

— Без лимонада не разберешься, — решает боцман.

— А разве у вас не так?

Настает их черед удивляться. Если боцмана зовут Владимир Федорович Лебедев, то что такое Федорович? Имя отца или фамилия? И почему одни его зовут Лебедев, другие — Володя, а третьи — Вовка? Отчего старшего механика кличут Петровичем, а капитана Иваном Степановичем? Попробуй растолкуй!

Гулкие глухие удары, словно кто-то огромной палкой колотит по фанере, прерывают наши изыскания. Мы выбегаем на палубу.

С моря на город идет самолет. Мигает ходовыми огнями и покачивает крыльями — сбился, дескать, с пути. Опознавательных знаков на нем нет. А сам нацелился точно на район Регла, где стоят огромные цистерны с нефтью и денно и нощно полыхает факел нефтеперегонного завода.

Шалишь! Зенитчики ставят плотную огневую завесу. Грохот поднимается страшный.

Самолет круто отваливает к морю и, спрятавшись за облако, уходит из виду.

Мы огорчены не меньше кубинцев. Кажется, опять упустили.

Чудо № 2 и токарь Иван

Когда «Грибоедов» уже втягивался в Ла-Манш, с берега пришло ЦУ: «Немедленно вернуться в Северное море и пять суток вести контрольное траление сельди». ЦУ на языке судовых радистов значит — «ценное указание», так именуют приказы, целесообразность которых в море кажется сомнительной, но выполнение обязательно, ибо на берегу считают, что оттуда видней.

Если уж мы прошли Кильским каналом, то выгодней идти на промысел прямо через Ла-Манш. А контрольные траления сельди мог бы спокойно провести траулер, который вышел вслед за нами, — ему по пути. Капитан пытался это доказать, но успеха не возымел.

И вот уже четвертые сутки «Грибоедов», сменив курс, медленно идет на север. Сделает два-три траления — и дальше. По ночам с левого борта видны огни английских городов. Днем все серо — и небо и море, облака нависают низким больничным потолком, часто наваливается туман. А за кормой, привязанные надеждой, как ниткой, с хриплым криком все тянутся и тянутся чайки да толстая, будто вымазанная в мазуте, черная птица, которую во флоте зовут «механиком».

Наш путь в Гавану удлинился еще на неделю. Но ребята уже смирились. Кто спит, кто режется в карты на конфеты, закупленные в судовой лавке, кто готовит на камбузе «жучков» — запеченную в бумаге селедку. Лишь радист Толя Зайцев все никак не может распроститься с женой. Запершись в кубрике, печатает ее фотографии — в вечернем платье, в саду с сыном, в постели, за овальным столом.

В очередном трале приходит с полтонны торпедообразной скумбрии с радужными крапинами на сверкающих боках, зеленовато-серой ставриды, красных морских огурцов, звезд и медуз. Полузадохшаяся, трепещущая, как листва под шквалом, рыба разливается по палубе. Трал-мастер, открыв ворота на слип, командует:

— Майнай, ребята! Полтонны — не рыба!

За рейс «Грибоедову» нужно взять и обработать сорок тысяч центнеров, — не траулер, а рыбий Освенцим. Стоит ли, мол, ради каких-то пятисот кило нестандарта возиться, сортировать ее, упаковывать, грузить, запускать рыбцех, морозильные камеры.

Подскочивший технолог успевает как раз вовремя.

— Отставить! — кричит он, тряся животом, и грозит кулаком тралмастеру. — Для тебя не рыба, а для людей рыба.

Затихающая пестрая рыбья река вместо моря направляется в люк. Технолог наметанным глазом что-то приметил в ней, нагнулся с неожиданным для него проворством и, остерегаясь, мощных, как у бульдога, челюстей, выхватил за жабры крупную, брюхатую зубатку.

Из ее распоротого окровавленного брюха кок вываливает целый таз янтарной, запечатанной в соты икры. Сегодня у помтрала Погосова день рождения, будет чем полакомиться…

К вечеру выходим на траверз Эдинбурга. Но ни огней, ни берега не видать. Я захожу в радиорубку послушать его голос.

В море перед глазами изо дня в день та же палуба, те же каюты, те же лица. И кажется, что стоишь на месте, а вода от горизонта до горизонта медленно проворачивается вокруг. В радиорубке это чувство усиливается, — не только вода, а весь мир с его материками, странами и народами оборачивается вокруг тебя.