Дай мне руку, тьма

Наш таксист маневрировал по обледенелым улицам с удивительной ловкостью, удерживая стрелку спидометра на цифре 20 и нажимая на тормоз лишь в критических случаях.

Город был скован льдом. Обширная стекловидная пелена покрывала фасады домов, а сточные желоба прогибались под тяжестью каскада белых сосулек, по форме напоминающих кинжалы. Деревья мерцали платиновым светом, а машины, стоящие вдоль авеню, превратились в ледяные скульптуры.

– В такую ночь, как сегодня, бывает много неприятностей с электричеством, скажу я вам, – произнес таксист.

– Думаете? – механически ответила Энджи.

– О, бьюсь об заклад, прекрасная леди. Этот лед пригнет все электропровода к земле, вот увидите. Никто не должен в такую бурную ночь быть вне дома, нет.

– Почему же вы не дома? – спросил я.

– Должен кормить малышей, увы, да. Они не должны знать, в каком жестоком мире живет их папочка. Нет. Они должны быть сытыми.

Я вдруг увидел лицо Мэй, скорченное от смущения и ужаса. Слова, которые я буквально вылил на ее мать, эхом звучали в моих ушах.

Малыши не должны знать.

Как я мог забыть об этом?

* * *

Пока мы шли по дорожке к дому Энджи, Тимоти Данн дважды полоснул нас лучом своего фонарика.

Он осторожно перешел улицу и подошел к нам. Это был худощавый паренек с широким, открытым лицом, прикрытым темно-синей фуражкой. Такие лица бывают у крестьянских мальчишек или у тех, кого матери с детства готовят к посвящению в духовный сан.

Его фуражка была покрыта водонепроницаемым пластиком, а тяжелый черный плащ блестел от дождя. Он приподнял фуражку, когда мы подошли к парадной двери.

– Мистер Кензи, мисс Дженнаро, я – сержант Тимоти Данн. Как вам погодка?

– Бывает и лучше, – сказала Энджи.

– Да, мэм, я слышал.

– Мисс, – поправила его Энджи.

– Простите?

– Пожалуйста, зовите меня "мисс" или просто Энджи. Слово "мэм" намекает, что я гожусь вам в матери. – Она пристально посмотрела на него сквозь морось. – Это ведь не так, правда?

Он застенчиво улыбнулся.

– Конечно нет, мисс.

– Сколько вам лет?

– Двадцать четыре.

– О-оо!

– А вам? – спросил он.

Она хихикнула.

– Никогда не спрашивайте у женщины ее вес и возраст, сержант Данн.

Он кивнул.

– И в том, и в другом отношении бог очень щедр к вам, мисс.

Я закатил глаза.

Она немного отпрянула и вновь посмотрела на него.

– Далеко пойдете, сержант Данн.

– Благодарю вас, мисс. Мне все это говорят.

– Верьте людям, – сказала она.

Он посмотрел вниз, переступил ногами, затем потянул себя за правую мочку уха, этот жест, видимо, был машинальным.

Он прочистил горло.

– Сержант Амронклин сказал, что из ФБР пришлют подкрепление, как только окончательно окружат их на Саут Шор. Он сказал, около двух или трех утра. Я так понял, что парадная и задняя дверь на сигнализации, а задняя часть дома под охраной.

Энджи кивнула.

– Я все же хотел бы проверить.

– Прошу вас.

Данн снова приложился к фуражке и пошел вокруг дома, а мы стояли на крыльце и прислушивались к скрипу его шагов по замерзшей траве.

– Интересно, где Девин раздобыл этого мальчишку? – спросила Энджи. – В хоре для мальчиков?

– Может, племянник, – сказал я.

– Девина? – Она покачала головой. – Не может быть.

– Может. У Девина восемь сестер, и половина из них монашки. Серьезно. Вторая половина замужем за типами, уверенными, что они – правая рука Иисуса.

– Каким образом Девин вылез из этого родового болота?

– Тайна, покрытая мраком.

– Этот юнец так невинен и искренен, – сказала она.

– Он слишком молод для тебя.

– Каждому юноше нужна опытная совратительница, – ответила она.

– И ты как раз подходишь.

– Конечно, тупица. Ты же видел, как ерзают его бедра в этих узеньких брючках?

Я вздохнул.

Луч фонарика возвестил о возвращении Тимоти Данна – его осторожные шаги послышались с другой стороны дома.

– Все чисто, – сказал он, когда мы снова вышли на крыльцо.

– Благодарю вас, сержант.

Он встретился с ней глазами, его зрачки вспыхнули, но он отвел взгляд вправо.

– Тим, – сказал он. – Зовите меня просто Тим, мисс.

– Тогда вы меня – Энджи. А это Патрик.

Тим кивнул, и, когда взглянул на меня, в его глазах появилось выражение легкой вины.

– Ну, – сказал он.

– Ну, – повторила Энджи.

– Ну, я буду в машине. Если решу подойти к дому, сначала позвоню. Сержант Амронклин дал мне ваш номер.

– А если будет занято? – спросил я.

Он предусмотрел и это.

– Три вспышки моего фонаря вот в это окно. – Он указал на гостиную. – Я знаком с планом дома, свет будет видно в любой комнате, за исключением кухни и ванной. Верно?

– Да.

– И наконец, если вы будете спать или не увидите, я позвоню в звонок. Два коротких звонка. Ясно?

– Кристально, – сказал я.

– Все под контролем, – пожелал нам Тим.

Энджи кивнула.

– Спасибо, Тим.

Он ответил кивком, но не глядя ей в глаза. Он пошел обратно, пересек улицу и, дойдя до машины, забрался внутрь.

Я скривился и пропел:

– "Тим!"

– Заткнись ты.

* * *

– Они все забудут, – сказала Энджи.

Мы сидели в столовой, беседуя о Грейс и Мэй. Отсюда мне была видна красная пульсирующая точка сигнализации на входной двери. Вместо успокоения она подчеркивала нашу уязвимость.

– Нет, не забудут.