Daigaku-kagami (СИ)

— Мне все равно, наверное, — пробормотал Уильямс. — Что-нибудь достаточно грустное, только и всего.

Родерих подавил тяжелый вздох.

— Слушай, Мэттью, — он поднялся со своего места и положил руки Мэтту на плечи. — Я знаю, ты не хотел оказаться в этой ситуации, — тот кивнул. — Но раз уж ты в ней оказался, постарайся извлечь для себя как можно больше выгоды. Вырази в своей музыке все то, что не можешь выразить словами.

— Но я ведь сам не знаю, — растерялся Мэттью. — Как мне подобрать чужие слова, если я и собственные не могу?

— Любовь? — вздохнул Родерих.

Мэттью залился краской.

Эдельштайн вернулся за фортепиано, прикрыл глаза и сидел какое-то время, вслушиваясь в тишину. А потом, легко коснувшись пальцами клавиш, сыграл до боли знакомую мелодию. И Мэтти понял, что Родерих попал в точку.

***

В день концерта в зал забилась без преувеличений вся школа. Для членов комиссии выделили самые лучшие места перед сценой, предложили подушки и пледы, а перед их креслами поставили столик с закусками и напитками. Наиболее удачливым ученикам и учителям удалось отвоевать сидячие места, но многие все равно теснились вдоль стен. Мэттью достался стул возле прохода — Альфред и Йонг Су уступили ему в награду за сегодняшнее выступление. Сами они уже благополучно скрылись за кулисами, а Мэттью предстояло прождать почти целый вечер — его песня значилась в списке одной из последних.

Номера, полные отчаяния, светлой грусти и неуместной драмы, сменяли друг друга. Джонс и Йонг Су выступали на подтанцовке у группы младшеклассников. Их номер рассказывал историю влюбленных, которые никак не могли быть вместе из-за разделявшей их стены. Под конец Мэттью и сам растрогался — история не слишком хорошо завершилась для всех.

К моменту, когда ему предстояло выйти на сцену, Мэтт пребывал в не самом подходящем для выступления настроении. Как тут петь, когда глаза на мокром месте? Да еще и Йонг Су с Альфредом так и не вернулись после своего номера, а ведь Мэттью согласился на это только из-за их просьбы.

— Ты выглядишь не слишком здоровым, — прищурился Родерих. — Все в порядке?

Мэттью открыл рот, чтобы убедить учителя в своем хорошем самочувствии, но потом только ниже опустил голову.

— Он не пришел, — просто сказал он.

Эдельштайн неловко похлопал его по плечу и улыбнулся, поджав губы.

— В зале полно народу — вы могли разминуться.

Двое учеников подхватили синтезатор и вынесли его на сцену, пока ведущие отыгрывали свои роли, отвлекая зрителей. Мэттью сглотнул — от волнения начинала кружиться голова. Только бы слова не перепутать! Если он забудет, учитель Эдельштайн сможет подпеть вместо него, но если перепутает — будет полный провал.

Первый шаг на сцену ослепил его. Под шум беснующегося зала, Мэтти кое-как добрался до стойки с микрофоном и поправил его под свой рост.

— Я хотел бы спеть «Hallelujah», — тихо пробормотал он, наконец, охватив взглядом весь зал. — Наш завуч, учитель Эдельштайн, любезно согласился мне аккомпанировать.

Ученики разразились градом аплодисментов, и Мэттью невольно растянулся в улыбке. Хотя бы один из них точно получит свою долю выгоды с этого выступления.

Когда овации стихли, Родерих взмахнул руками над клавишами и осторожно, словно пробуя дорогое вино, провел по ним пальцами. Знакомые звуки заполнили собою все вокруг, Мэтти неуловимо расслабился, сделал глубокий вдох и запел.

— I heard there was a secret chord,

That Rod’rich played and it pleased the lord.

Он обернулся на учителя Эдельштайна и они обменялись улыбками.

— But you don’t really care for music do ya?

Мэтти посмотрел в зал, туда, где возле выхода толпились ученики старших классов, которые выступили совсем недавно.

— And it goes like this: the fourth, the fifth,

The minor fall and the major lift.

The baffled king composing: hallelujah…

Вдоль стен стояли сплошь знакомые из его параллели и пятиклассники, но того, кого Мэтт хотел увидеть больше всего — не было.

Кому же теперь петь, если Йонг Су не пришел?

— Your faith was strong, but you needed proof,

You saw her bathing on the roof…

Her beauty and the sunshine overthrew ya.

Может, в песне и был лунный свет, но пел ее Мэттью, а не Леонард Коэн, и, как и сказал Родерих, он пытался с ее помощью выразить свои чувства. А Йонг Су свою девушку встретил при свете солнца — не под луной.

— She tied you to a kitchen chair,

She broke your throne, she cut your hair…

В действительности Сакура принесла несчастья только для Мэттью, но ему очень хотелось верить, что Ямато открыла где-то внутри Има ящик Пандоры, что пусть и незаметно, но она пыталась уничтожить его. Тогда у него, по крайней мере, появился бы шанс его спасти.

— And from your lips she drew the hallelujah!

Ближе, теперь между рядов — может, они там? Мэтти заметил светлую макушку, но это оказался не Альфред, а один из новичков клуба рисования.

Интересно, если бы Йонг Су был здесь, он бы понял, о чем поет ему Мэттью?

— I did my best, it wasn’t much.

I couldn’t feel, so I learned to touch,

I’ve told the truth, I didn’t come to fool ya.