Daigaku-kagami (СИ)

Эй, Джонс, а ты веришь в чудеса? Нет? Странно, ведь ты так боишься смотреть фильмы ужасов в одиночестве. А ведь все эти монстры, которые якобы могут прийти и по твою душу, — ничуть не меньшее чудо, чем та же возможность летать. Твое состояние сейчас трудно описать простыми словами, и никакие «отчаяние», «разочарование» и «пустота» не способны передать все те грани беспредельной сосущей обреченности, что гложет твой восторг от происходящего на сцене действа. Расслабься, сегодня можно, ведь эта ночь не такая, как все. Закрой глаза и представь, как сбывается твоя заветная мечта. Что ты видишь, Альфред? Чего же ты хочешь?

«Я хочу…»

Стой, нет, не говори этого! Подумай хорошенько, ведь эта твоя мечта действительно может сбыться. Неужели, возможно, единственный шанс ее исполнения ты позволишь себе упустить по такой до абсурда глупой причине?

«Я все еще хочу, чтобы в столовой готовили гамбургеры! Лишь это не зависит от меня напрямую, а всего остального я могу добиться сам».

Мэттью на сцене превращался в совершенно другого человека. Пусть в обычные будние дни он был невидимкой — таким вот незаметным человеком, что если об кого-то вытирали ноги, тем самым обращая свое внимание, то мимо него проходили так, будто его и вовсе не существует, но на сцене он в буквальном смысле сиял. Не заметить можно было Кику-Герду, что встретилась с говорливым Вороном, Принца и Принцессу, Ворону, — а ведь все они были неплохими актерами, — но не Уильямса. Он буквально притягивал к себе взгляды публики, он преобразился: все движения, когда-то неловкие, неестественные, все интонации, как будто вымученные — все это исчезло, остались только искренние эмоции и прекрасно слившаяся с ним маска. Франциск, исполнявший роль Вороны и сначала без конца стрелявший глазками в Артура, уже спустя пару реплик не мог оторвать глаз от Мэттью. Он был скромным и правильным, не таким уж красивым, но, играя, как будто светился изнутри. Он не просто исполнял роль — он жил ролью, он стал Вороном, он забыл, кто он есть, словно был рожден для театра.

Мэттью, ну ты-то веришь в чудеса? Конечно, веришь, ведь иначе, чем чудом, язык не повернется назвать твое вступление в драмкружок и знакомство с этими людьми. Да что там! Они с первого раза запомнили твое имя — разве не чудо? За последние три дня с тобой случилось так много чудесных вещей, что не поверить в них было невозможно. Кажется, сбылись все самые заветные мечты, не так ли? И все-таки есть что-то, что ты пытаешься утаить даже от самого себя, что-то, в чем боишься признаться, но чего уже сейчас, не осознавая до конца, страстно жаждешь. Давай же, не бойся своих желаний, ведь сегодня совсем не обычный день. Что в твоем сердце, Мэтт? Чего ты желаешь?

«Я бы хотел остаться с этими ребятами, с драмкружком».

А ты, Франциск? Веришь ли ты в чудеса? Да? Признаться, это удивительно, ведь ты слишком красив, чтобы быть романтиком. Или ты считаешь, что если Артур до сих пор не позволил тебе овладеть собой — это чудо? Действительно, получается, что так. Знаешь, ничего не бойся. Ты сейчас очень взволнован и сердце твое неспокойно, как будто чувствует скорые неприятности. Но бояться не надо — все, что ни делается, — к лучшему. Разберись в своих чувствах, наконец! Может, хоть тогда ты станешь чуточку разборчивее? Ведь очевидно, что за всеми твоими масками кроется страшное одиночество. Кажется, даже Артур отдаляется от тебя, и ваша дружба, за которую вы столько лет боролись, скоро исчезнет. Ведь так ты думаешь? А теперь расслабься и подумай хорошенько, чего ты хочешь на самом деле? Сегодня не простая ночь… Нет-нет, даже не пытайся снова развести его на секс! Конечно, сегодня случаются чудеса, но не до такой же степени чудесные. Тем более на самом деле ты хочешь вовсе не этого. Так чего же?

«Хочу понять Артура».

Пришло время Ловино и Хенрику выйти на сцену, чуть щурясь от света и «снега». Мастерски разыгрывая разбойную компанию, они легко расправились со свитой Герды и пленили девчонку. Варгас нервничал настолько очевидно, что Артур, скинув мешающиеся детали костюма, активно запугивал его, строя страшные гримасы на каждый промах. Конечно, Кику в дивном пышном красном платьице по колено с белыми бантиками и рюшами, в белых меховых сапожках, белой же муфточке и с бантиками в волосах выглядел невероятно очаровательно, что и скрадывало шероховатости игры Ловино, но уж Керкленда и некоторых особо искушенных зрителей ему было не провести. Это и заставляло Артура кусать локти и нервничать похуже, чем в сцене с колдуньей.

Антонио, уже успевший появиться на сцене в роли Оленя, безупречно играл отчаявшегося от неволи зверя, который больше всего на свете желал больше никогда не встречаться со злой разбойницей, играющей с ним ножом. Только вот игра его была настолько натуральной, что трудно было понять, где настоящие чувства, а где — подделка. Каррьедо и Варгасу было тяжело переносить друг друга поблизости, но то, как они сыграли расставание, могло вызвать только восхищенные аплодисменты.