Дайте точку опоры

Адамыч глядел как в воду: та первая весточка из конструкторского бюро, о которой Фурашову напомнил генерал Василин, когда вышли из кабинета маршала, была, верно, только цветочками — ягодки ждали впереди.

В управлении существовал жесткий порядок, заведенный раз и навсегда: в десять утра Василин принимал майора из общей части. Шумливый, щупленький, лицо иссечено глубокими складками, слезящиеся красные глаза (сидел в своей комнате допоздна), он торопливо пробегал по коридору с пухлой папкой на доклад. Позже две его сотрудницы разносили почту с резолюциями Василина по кабинетам, исполнители расписывались в реестре за «входящий» — теперь документ твой, ты за него отвечаешь, ты исполняешь волю Василина, начертанную им в углу документа. И лишь в исключительных случаях майор являлся в какой-нибудь кабинет собственной персоной — жди, значит, или особого указания, или особой бумаги.

В это утро на столе перед Фурашовым лежала рукопись, та самая, с пометками — крестиками и вопросиками на полях. Заставляя себя вникать в суть подспудных мыслей неведомых ему людей, понять логический ход, уловить тот миг, когда и почему чья-то рука поставила крестик, вопрос, он чувствовал, что не может сосредоточиться, то и дело обнаруживал, что логическая цепочка, которую вроде бы нащупал, неприметно обрывалась, и он начинал думать совсем о другом — о Вале, ее очередном срыве и о вопросе, вставшем перед ним в своей упрямой и жестокой прямоте: «Что делать?» Да, что делать и что будет?.. Думалось и о предложении генерала Сергеева: опять из Москвы? А ведь с Москвой были связаны надежды — вылечить Валю, увидеть, в ее глазах не боль и тоску, а хоть маленькую радость…

Шесть месяцев уже прожито здесь. Шесть месяцев как один день; кажется, и не было их столько, кажется, всего лишь несколько дней назад был в Кара-Суе, на полигоне, ходил в свою испытательную команду, вместе с монтажниками отлаживал, настраивал «Катунь». Да, шесть месяцев… И новое предложение — командир первой ракетной части. Заманчиво.

Сергеев говорил: «Головной объект… О нем речь, Алексей Васильевич, на нем рождается будущая система, и по нему должны будут равняться другие. Систему знаете — уникальная, ее надо освоить, быстро взять в руки. Главное, не допустить оплошностей, ошибок. Вот и нужны там смелые и прозорливые люди. В этом заинтересованы все — военные, конструкторские бюро, промышленники. Маршал Янов просил переговорить с вами. А главное, интересы Родины требуют». Интересы Родины… Что ж, гордись предложением — тебе доверяют, на тебя надеются, в тебя верят! Что ж еще нужно? Только оправдать это доверие — и все. Ракетная часть. Обособленный городок. Самостоятельность. Но — прощай, Москва.

Голос майора оборвал его мысли:

— Здравству… товари…

Он говорил, сглатывая окончания слов, потому что во рту у него всегда торчала папироса, размочаленная, с изжеванным мундштуком. Докурив одну, майор тут же зажигал другую. Он подошел к столу Танкова, раскрыл на ходу свою папку:

— Вот, товари… полковник… бума… ваша…

Изогнулся перед столом Танкова, пока тот расписывался в реестре. Прошаркал назад мимо Алексея:

— Вам, товари… подполко… Фурашо… арбу… уз… генера… Василин… шлет…

Полковник Танков читал бумагу, нахохлившись, за своим столом.

— Алексей Васильевич! — Голос прозвучал отчужденно. И пока Фурашов подходил к столу, Танков не спускал с него пронзительно-ледяного взгляда. Не вставая, постучал ребром ладони по шее, тонкие губы разжались:

— Хотите, чтоб срубили обоим?

— Не понимаю, товарищ полковник.

— Читайте резолюцию генерала Василина! — Танков сунул бумагу Фурашову.

В углу типографского бланка размашисто-округло зелеными чернилами растекались слова. Алексей прочитал: «Тов. Танкову! Разберитесь с этим «творением» и доложите. Серьезные дела надо поручать серьезным офицерам».

— Срок два дня. Подумайте, что делать, чтоб не срубили нам головы. Ясно?

Алексей стоял, оглушенный резолюцией, ее тоном. Он просто онемел: было странное ощущение, что все это происходило не с ним, а с кем-то другим и слышит он голос Танкова издалека, и голос вроде бы обращен тоже ни к нему.

На пяти страницах машинописного, текста теперь уже спецуправление (Алексей знал — могучая организация, это ее настройщики, отладчики, инженеры, техники трудились в Кара-Суе, доводили «Катунь» до кондиции) разбивали в пух и прах статьи наставления. Да, это были удары более жестокие, чем полученные уже из КБ, от главного конструктора «Катуни» профессора Бутакова! Алексей, прочитав все, потерянно сидел за столом и снова и снова пробегал глазами строчки… Да, теперь становилась понятной грозная резолюция генерала Василина, понятной формально: получить такой «арбуз» — поди, разгневаешься!.. А по существу? Он, Фурашов, прав, тысячу раз прав! Убежден. Прав, что нужно так — техника позволяет. Что ж, кое-что он за все эти месяцы уразумел в высокой межведомственной политике. Но видно, не все. Есть что-то такое, что не укладывается в рамки его разумения.