Далекий дом

Он выходил, громко ступая негнущейся ногой, на крыльцо окрисполкома, быстро спускался со ступенек и быстро, насколько позволяла ущербная нога, шелк повозке и как-то боком ловко падал в нее, закидывая од-временно с туловищем негнущуюся ногу в кирзовом побитом сапоге.

В дребезжащей таратайке — когда с кучером, когда один — он пробирался к северной границе округа, в Михайловские леса, ехал вниз по Ую, почти до дельты, где раскинуты были клубнекамышовые луга. Нынче всю весну он пропадал на Коелинских песках. Здесь пески, движимые непрестанным ветром, шаг за шагом вытесняли травы, отсюда тучи песка летели над гладким голым пространством и ложились на пашни, сенокосные угодья, жестоко истощая их. И вот с середины апреля и по сей день они сажали шелюгу. Ее рубили на займищах, этот дикий высокий кустарник сродни черноталу и лозе, и везли на подводах на Коелу.

С посадкой шелюги проблема песков не исчерпывалась. Чтобы освоить Коелу, надо было обеспечить ее водой, и сейчас на другом краю Коелы, далеко за барханами, рабочие бурили скважины, чтобы потом, на будущий год, может, вырыть шахтные колодцы и поставить водоподъемное оборудование. (Бурильщики были присланы управлением Челябинских копей — добился Каромцев!) Тогда с теперешних пастбищ половину по крайней мере скота можно было бы перевести на Коелу, а эти пастбища не трогать, пока не прорастет трава и не даст семена. На случай суровой зимы с этих пастбищ можно было бы заготовить запасы сена…

Однажды, сидя у палатки, он задремал. Когда в лицо ему хлестнуло песчаной пылью, он открыл глаза и увидел, как мелкие смерчи закручиваются перед палаткой. Возле водовозки сидел Якуб.

— Чего это мы, а? — поспешно заговорил Каромцев. — Кончилась шелюга? Задремал, язви его!..

— К барханам подошли, — проговорил Якуб.

— И что же?

— Садили под плуг, а теперь… посмотрите сами.

Они сели в подводу, и Якуб погнал лошадку крупной рысью на дальний край поля, где смутно колебались в мареве барханы.

Каромцев увидел: будто чья-то злая рука выдернула и швырнула из борозды недавно запаханные хлысты.

— Так у нас ничего не выйдет, — сказал Якуб.

Каромцев ответил:

— Что ж, будем сажать черенками.

Почти дотемна они очищали хлысты от веток, резали на черенки, а назавтра с зарей — опять мелькание сизых струй, жара, звон в ушах. Якуб ведет борозду, слегка только взрезая почву, так, для обозначения рядков. Епишев и подводчики роют пешней и ломами ямки, сажают черенки, оставляя на поверхности всего-то вершка два. Затем каждый из них втыкает лом рядышком с черенком, наклоняет его к себе, от себя, и песок приваливается к черенку. И так ряд за рядом. Но так они засадили совсем мало.

Каромцев тоскливо думал, что время уходит и всю предполагаемую площадь они не успеют засадить, придется оставить на будущий год. И уже отрешаясь от посадки, но ничего еще не говоря своим рабочим, Каромцев думал о том, что предстоит ему назавтра. Поужинав, он лег ничком на телегу, раскрыл перед собой тетрадку и стал писать статью в газету, чтобы завтра же отдать ее в редакцию. Он объяснял жителям городочка преимущества, которые они будут иметь, топя печи не дровами, а каменным углем. Он сравнивал цены на кубометр дров и пуд угля, убеждая, что цены на уголь устойчивы, в то время как на дрова взвинчиваются прихотливыми частниками. Пропаганда угля имела прямое отношение к сохранению лесов, а борьба за лес была борьбой за пастбища и пашни. (Да, вспомнил он, надо написать соседям, чтобы помогли открыть в Маленьком Городе представительство Челябинских копей. Угольщики, по мнению Каромцева, должны помочь городским печникам переделать печи для топления их углем.)

Так он писал, пока не стемнело. Убрав тетрадку, он перевернулся на спину и стал смотреть на выходящие звезды. На своих телегах возились, устраиваясь на ночлег, подводчики. Неподалеку бродили лошади.

«Завтра в город, — думал Каромцев, — отправлю в Челябинск письмо. Или, может, сам поеду».

В темноте послышалось конское ржание, тарахтение телеги.

Он приподнялся на локоть.

— Эй-эй! — крикнул он в темноту. — Кого бог принес?

Телега остановилась на дороге, не завернув к табору.

— Каромцев тут? — услышал он и соскочил с телеги. К нему направлялись трое, и по голосам он узнал бурильщиков. Он позвал:

— Сюда! Здесь я, сюда… Случилось что?

— Здравствуйте. Случилось, как же! Есть вода, товарищ Каромцев!

— Вода? На Коеле?

— Как вы и предполагали, — смеясь ответил старший из бурильщиков, — на Коеле наверняка миллиарды кубометров воды.

— Якуб! — крикнул Каромцев. — Братики, слышите ли? На Коеле вода!.. Вода, язви вас, дрыхнете, что ли?!

Потом, когда он усадил бурильщиков возле неостывшего еще костра и угощал их чаем, спросил:

— А где же ваш подводчик? Зовите и его.

— Так он в город поехал, — ответил кто-то из них. — Звали мы его, да не захотел.

А Хемет в это время был уже далеко от табора.