Диана прыснула в ладошку. Шерлок перевел на нее взгляд — щеки горят ярким румянцем, в глазах веселые искорки. Он с нежностью сжал ее пальчики.
— Боюсь, всегда кто-нибудь будет мешать, — смеясь, ответила Диана. Она откинулась на спинку скамейки, подставив лицо яркому весеннему солнцу. — Как хорошо на улице! Жду-не дождусь, когда выпишусь, сразу съезжу за Терри, и буду гулять с ним по парку Стритэм-Коммон.
Шерлок подавил вспышку ревности, вовремя вспомнив, что Терри — ее пес-лабрадор. Тот самый, который спас ее от похитителя у калитки. Что ж, он всегда любил собак.
— А, почему бы нам не съездить за ним вместе? — спросил он, не желая выпускать Диану из поля зрения.
— Серьезно? — девушка в удивлении вновь повернулась к нему и недоверчиво заглянула в глаза. — Вы бы хотели съездить со мной?
— Да, серьезно, — просто ответил Шерлок, — если моя компания вам не слишком противна, разумеется.
Диана засмеялась и ласково поцеловала его в щеку.
Шерлок не кривил душой, ему хотелось проводить с Дианой как можно больше времени, даже если предстоит просто поездка за собакой. Все, что она делает, все, что касалось ее, казалось интересным и нескучным. Это странно, но он действительно искренне желал находиться рядом с ней, и это не связано с похотью, как предположил Джон. Хотя неплохо бы все-таки что-то уже сделать с ней, с этой похотью. Он поерзал на скамейке, пытаясь избавиться от дискомфорта, и не нашел ничего лучшего, как обнять девушку за плечи, привлекая к себе.
— Перейдем на «ты»? — предложил он, целуя ее в висок, не обращая внимания на злобный клекот старых гарпий, которые, сделав круг, снова подбирались к ним по дорожке.
Ди покраснела как помидор от осуждающих взглядов старух, но кивнула и счастливо улыбнулась Шерлоку.
«Как распущена нынче молодежь!» — ворчала та, которая повыше.
«Мы в их годы…» — втолковывала ей другая.
— Вот не верю, что они были другими, — пробормотала Диана. — Моя тетка всегда говорит, что они в молодости были точно такими же, как мы. Все повторяется.
— Пожалуй, бабули дадут сто очков вперед таким, как вы, Диана. Та, что повыше — отмотала срок в тюрьме, и, судя по наколке на запястье, весьма долгий, — Шерлока эти старые перечницы достали, принес же их черт, так ходили бы молча! — А вторая — явная алкоголичка, носит траур по своему женатому любовнику.
— Серьезно? Ну, как всегда, только пожалеть их самих. Они бы пришли в ужас оттого, что вы их так легко прочитали, — Диана улыбнулась и вновь вернулась в объятия Шерлока. — Я хотела ехать за Терри в воскресенье. Вы… Ты свободен в воскресенье? Мне бы не хотелось отрывать тебя от дел.
— Конечно, свободен. Сообщу, если что-то изменится, но вряд ли, — и он нежно поцеловал ее в висок, наслаждаясь их близостью. Никогда не думал, что станет вот так трепетать от прикосновений другого человеческого существа, искать взгляда, ловить каждое слово. Вероятнее всего, он сошел с ума.
Его прежние презрительные высказывания о сантиментах, о том, что ему ни к чему эмоции и отношения… Диана заставляла его пересматривать жизненные приоритеты, но это почему-то больше не пугало. Оглядываясь на прежнюю жизнь, он видел лишь одинокое, тоскливое, серое существование с краткими и редкими вспышками триумфов и разочаровывающими поражениями. Вся его жизнь была просто борьбой с невыносимой, разъедающей мозг скукой и попытками подавить то и дело выходящие из повиновения эмоции. В моменты, когда это существование становилось невыносимым, приходили наркотики.
Бесконечная вереница вопросов и размышлений о жизни уже не первую неделю тревожила его сознание. Раньше ему удавалось избегать подобных тем, но сейчас он оказался на перепутье и ответить на эти вопросы стало жизненной необходимостью.
Можно ли назвать его жизнь полноценной? Что он так боялся потерять? Устраивает ли его жизнь, которую он вел до сих пор? Хочет ли прожить остаток жизни так же? Готов он до конца дней иметь единственными радостями — успешно разгаданные преступления и блестящие цепочки дедукций, а единственными горестями — нераскрытые дела и упущенных преступников? Действительно ли хочет превратиться в бездушный автомат без эмоций и привязанности?
Теперь, когда ему раскрылась боль и счастье, которое дает человеку любовь, сможет ли он вернуться к тому безупречному, но безрадостному поклонению чистой логике, к тому образу жизни, который позволял отгораживаться от мира и от жизни? И не этот ли путь так часто вел его кривой дорогой саморазрушения? Наркотики для стимуляции умственной деятельности, очень быстро становились средством для ухода от действительности. А отсутствие привязанностей приводило лишь к наплевательству на собственную жизнь, к суицидальным мыслям и поступкам.
А если та жизнь больше не кажется привлекательной, не значит ли это, что настало время что-то менять и в образе мыслей?
Вот такие вопросы начал задавать себе Шерлок. Вся его жизненная философия, все, что он считал правильным для себя — такого уникального, гениального — подвергалось переоценке.