На этом они расстались. Егор, правда, хотел было задержаться, да Камбила, незаметно ухватив его за рубаху, потянул за собой.
Когда они вышли со двора, прусс повернулся к Егору и сказал:
— Я знаю, что ты хотел спросить. Завтра обо всём и поговорить. А сегодня ему надо со своими делами разобраться.
Егор с улыбкой посмотрел на друга.
А назавтра, когда солнце поднялось над Софийским куполом, к хоромам прусского боярина подъехала повозка, обычная, которая была распространена главным образом среди боярского сословия. Это был крытый возок, обтянутый конской кожей. Особенностью были средних размеров слюдяные окна. Впереди, под козырьком, — кучерское место. Из возка вышли два человека. Одним из них был вчерашний знакомец, Осип Захарович, второй — его шурин, Фёдор Данилович. Их ожидали, потому что тотчас открылись двери, и показались хозяин и его друг.
Осип оказался весьма домовитым и хозяйственным человеком. Он с удовольствием принял предложение хозяина осмотреть его двор, хотя он мало чем отличался от других. Побывали в кузне и в сапожной избе. Но особенно ему понравились ткацкие станки, на которых ткалась льняная ткань.
— Да ты, боярин, мастерый[47]
, — выйдя из ткацкой, сказал Осип.— Это не я, а старый хозяин, — словно оправдываясь, ответил Камбила.
Понравилось и в конюшне. Всё отремонтировано, чисто, свежо. Правда, коней маловато. Но те, что находились, заслуживали доброй оценки.
Не отказался и от осмотра самих хором. Наверное, полез бы и в подвал, но задержались в трапезной. Стол ждал гостей. Ещё у дверей, в нос ударял аппетитный запах. Перешагнув порог, боярин приятно удивился.
— А у вас, у пруссов, всё, как у нас, у руссов, — рассмеялся он.
Засмеялись и другие. Когда рассаживались, Осип, взяв Егора за рукав, посадил рядом с собой. Фёдор оказался рядом с хозяином.
Когда по бокалам разлили пахучую жидкость, хозяин сказал тост:
— Я рад, что мшу приветствовать вас, дорогих гостей, за этим скромным столом.
От этих слов Осип рассмеялся:
— У вас, у пруссов, может, это и скромный, — он рукой провёл, как бы охватывая богатый стол, — а вот у нас, у руссов, это... Ха! Ха!..
Осип вдруг оборвал смех, заметив, как изменилось лицо хозяина. Из улыбающегося, радостного оно превратилось в жёсткое и даже недовольное. «Что-то ему не понравилось», — мелькнуло у боярина в голове.
— Я уже не прусс, — пояснил хозяин, — мой друг — свидетель, что я стал русским.
Глаза боярина округлились. Он не понимал, как вдруг можно сделаться из прусса русским, и перевёл взгляд на Егора. То с серьёзным выражением лица поведал боярину о свершившемся на острове. Боярин принял довольно внушительный вид, взял бокал и подошёл к Камбиле:
— Боярин, коль это сделал народ, я поздравляю тебя и весь твой род. Но учти — быть русским непросто. И я желаю, чтобы ты и всё твоё потомство с достоинством несли этот крест.
Пока говорил боярин, Камбила улыбался. Но вот закончил он совсем непонятно. Какой крест надо нести? По его растерянному лицу никто не мог понять, что случилось с хозяином. Опять он чем-то недоволен. Егор не выдержал и спросил:
— Камбила, ты чё, не рад?
— Рад, Егор, рад! Но какой нести крест?
Поняв, гости рассмеялись. Боярин пояснил:
— Нести крест, это... выбрать свою судьбу. Понял?
Прусс отрицательно покачал головой. Боярин растерянно посмотрел на Фёдора. Тот только пожал плечами. Тогда он глянул на Егора. Парень махнул рукой.
— Камбила, ты стал русским?
Тот утвердительно кивнул.
— Вот ты и принял нашу жизнь. Понял?
Камбила вновь кивнул.
— А ето значит, что ты несёшь и наш крест. Наша русская жизнь — наш крест. Это другой крест. Не путай. Один крест, ето вот, — и достал из-под рубахи нательный крест, — видишь? А ето, чё сказал боярин Захарович, воображаемый крест. Твоя новая жисть. Понял?
Хозяин заулыбался. Как тут было не выпить по чарке? До дна, по-русски.
За нового русского пили не раз. Целовались. Клялись быть верными друзьями. Но не забывали Осип и Фёдор о своих делах. Начал боярин:
— Камбила, ты ещё не познал нашей жизни...
Прусс ловит каждое слово.
— Тут у нас пять концов[48]
. И каждый хочет иметь свою выгоду. Так вот, — боярин покашлял в кулак, посмотрел на Фёдора, — скоро будут выбирать нового посадника.— А куды делся Фёдор? — спросив, Егор посмотрел на боярина.
— Ты о Дворянинцеве? — уточнил Осип.
Егор кивнул.
— Да, сбёг ён. Шелонцы да луговцы добрались бы и до него.
И тут вдруг возмутился Камбила:
— А пошто его не спасли? Как его можно? Литовский князь — враг. Он потребовал, а те рады стараться.
Боярин понял всю глубину правоты хозяина. В душе он и сам возмущался. Но...
— Ты знаешь... — боярин повернулся к пруссу, — жить на границе очень трудно. Нас одолевают то литовцы, то, раньше, пруссы, то князь тверской, щас тевтонцы... да ладно. Людям ето надоело вот так, — и он провёл по горлу ладонью, — поэтому они цепляются и за соломинку, чтоб хоть малость пожить спокойно.
После этих слов почему-то все замолчали. Нарушил тишину боярин. Он обратился к Егору:
— Расскажи, Егорушка, про свои муки, разлуки.
Тот всё поведал о своей жизни. Выслушав его, Осип сказал: