Далекий след императора

   — Вот вы терь, как братья, — и посмотрел по очереди на каждого из них.

Те тоже, поглядывая друг на друга, радостно закивали головами.

   — Есть такой старый обычай — родниться, — и боярин подозвал обоих к себе.

Выбрав поострее нож, он взял руки друзей и слегка порезал запястья. Показалась кровь. Боярин приложил их ранки друг к другу и заявил:

   — Терь вы братья по крови.

За это все с удовольствием выпили, закусили. Боярин выбрал перепелиную тушку, разодрал её и, откусив пару раз, положил остатки на стол. Отхлебнув хренового кваса, боярин, глядя на Камбилу, сказал:

   — Я начал говорить, что скоро будут выбирать посадника. Так вот, ты, Камбила, живёшь на нашем конце. Здеся же живут другие... гм... пруссы. Неплохо бы, — он прищурил один глаз, — чтоб ты поговорил с ними, и они подняли руки за... — и перевёл взгляд на Фёдора.

Все поняли, кого боярин хочет видеть посадником. Камбила сразу согласился. Поддержал и Егор, сказав, что он многих уже знает и тоже поговорит с ребятами.

   — Вы, — боярин посмотрел на «братьев», — начинаете свою настоящую жизнь. Выпьем, чтоб она была удачной.

Когда хозяин начал разливать питьё, Егор неожиданно спросил:

   — Боярин, куды уехал Фёдор?

Тот посмотрел на него:

   — Думаю, — сказал боярин, — он-то те не нужон. Нужна Марфа.

Егор покраснел и опустил голову.

   — Добра девка! А знаешь, чё она выкинула?

Тот отрицательно качает головой.

   — Старосту свойво помнишь? — спросил Осип.

   — Помню, — ответа Егор.

   — И сына его помнишь?

   — Помню, — и он весь насторожился.

Заметил это боярин. Глазки его засверкали хитрецой.

   — Так вот. Староста сосватал Марфу за свойво сына. К венду они дошли, — сказав, боярин замолчал, глядя, как заходили на лице Егора желваки. — Да не бойсь! Венчание не состоялось.

И он рассказал, как она, оттолкнув жениха, подскочила к братцу, сдёрнула его с лошади и ускакала, невесть куда. Боярин закончил рассказ словами:

   — Любит она тя, Егорушка. Ой, как любит! — Осип с улыбкой на устах посмотрел на парня.

   — Хде Фёдор?

   — Думаю, Федька удрал в деревню. Глухая она называется. Я те дам провожатого, если поедешь за ней.

   — Поеду.

   — Мы поедем! — поддержал его Камбила.

Лицо боярина засветилось.

   — Людишек только возьмите. Там у ейво люди лесные. Звери.

Глава 29

Стокгольм. Серая туча, надвинувшаяся с моря, навевала тоску и уныние. Настойчивый, не утихающий дождь перекрасил все окружающие предметы в тусклые, невыразительные тона, сделав широкие улицы пустынными и отталкивающими. Казалось, каждый, кто на них появится, впитав в себя это уныние, сам станет частью всего окружающего. Но так только казалось.

Из Нормальна, через новый каменный мост, в Стаден въехала довольно изящная карета. Кучер, сидевший на облучке и закутанный в потемневший от дождя плащ, надвинул чуть ли не на нос широкополую шляпу. В его руке, на длинной рукояти, был кнут, и он изредка «поглаживал» им широкий зад лошади. За каретой, верхом, ехали два вооружённых воина.

А в карете находился молодой шведский король Магнус Ерихсон. Его удлинённое суховатое лицо с острой бородкой и постриженными усиками не было унылым, а наоборот, на нём застыла улыбка удовлетворения и даже радости. Ещё бы! Побывав в Кунгсхольме, где он воочию убедился в могуществе своего флота, в Нормальме, на встрече с ведущими торговыми людьми, получив от них поддержку задуманного им мероприятия, было от чего улыбаться. Теперь оставалось одно: придумать только повод. И он решил посоветоваться с епископом. Тог приносил ему письма папы и тоже не должен стоять в стороне.

   — К святому Николаю! — приказал он кучеру в слуховую трубу.

Епископ был глубоким стариком, белесовато-пепельным, как лунь. Его сухая, слегка сгорбленная фигура ещё таила в себе недюжинные жизненные силы, а искорки в глазах говорили о его ещё не увядшей душе.

Он внимательно слушал короля, видя, что тот хочет отличиться перед папой. Глядя на него, старец думал, что чем дальше от Священного престола отстоят государи, тем больше в них папёжничества[49] перед ними. «Близость стирает грани», — подумал священник. Когда король закончил своё короткое повествование, в котором изложил пути решения вопросов, поднятых в папской булле, старец ответил не сразу. Тяжеловато опираясь на посох, он поднялся. Шаркая ногами, подошёл к окну. На подоконнике стояли горшки с растениями. Он оторвал на одном из них сухой лист. Скомкав его, посмотрел по сторонам, куда бы положить этот комочек. Ничего лучшего не нашёл, как положить рядом с горшком.

Потом молча вернулся на своё место. Проведя длинными тонкими пальцами по жидкой бородёнке, заговорил скрипучим голосом:

   — Чуть больше века тому назад маршал Торкеле Кнутсон, в бытность ещё малолетнего короля Биргера аф Бьелго, собрав вокруг себя огромную силу, наняв итальянских мастеров, заложил город Ландскрона в устье Охты. Через год русский князь Андрей штурмом взял этот город, истребив там наш гарнизон, а его уничтожив.

Он замолчал и, опершись руками на посох, исподлобья взглянул на короля. Тот о чём-то сосредоточенно думал. Подождав какое-то время, священник проскрипел: