Далеко от яблони. Родители и дети в поисках своего «я»

Напряженность вокруг этого вопроса внутри АМЛ еще больше выросла из-за решения ассоциации пригласить Дрора Пейли, ведущего хирурга ELL в Соединенных Штатах, на национальный съезд 2002 года, а затем отозвать приглашение, когда выяснилось, что участники возражают[447]. Джиллиан Мюллер, перенесшая удлинение конечностей в детстве и ставшая открытой сторонницей процедуры, сказала: «Самое важное, что может сделать любой родитель, – это принять своего ребенка и научить его принимать себя. Ни один ребенок не должен расти с верой в то, что у него есть состояние, которое родители „исправят“, когда он станет старше»[448]. Однако она утверждает, что процедура может помочь людям жить без недостатков, связанных с низким ростом. Она в восторге от того, что ей такую операцию сделали. Один из руководителей АМЛ уверен: «Нам нужно дождаться возраста, когда можно по-настоящему обсудить этот вопрос с человеком, который собирается сделать такую операцию, и тогда он примет действительно взвешенное решение. Мы бы рекомендовали встретиться с психологом, чтобы провести очень открытый и детальный диалог по этому поводу, прежде чем будет принято решение»[449]. Но, как и аргументы в пользу отсрочки кохлеарной имплантации, этот аргумент глубоко ошибочен. Операция по радикальному удлинению конечностей работает только во время естественного роста: в поздний период детства и в раннем подростковом возрасте. То есть после того, как ребенок научился говорить, но намного раньше наступления зрелости. Некоторые врачи утверждают, что удлинение конечностей может помочь предотвратить проблемы со спиной и другие ортопедические заболевания, связанные с карликовостью[450], и принятие решения не может быть отложено. Дэн Кеннеди, который не собирался проводить эту операцию своей дочери, пишет откровенно: «Карлик получает сравнительное преимущество от удлинения конечностей просто потому, что его руки становятся длиннее. Что важнее – из всего, что вы можете вообразить, – чем возможность самостоятельно протереть себя?»[451] Каждый случай в проведении такой операции индивидуален, поэтому риски и преимущества не могут быть обобщены, и, поскольку удлинение конечностей – довольно новое явление, его долгосрочный результат неясен. Частота осложнений – от легких и преходящих до тяжелых и постоянных – выше при удлинении конечностей, чем при любой другой ортопедической операции[452]. Целевая группа, для которой предназначена эта процедура, сталкивается со многими ортопедическими проблемами даже без операции, что делает еще более мутными эти и так мутные воды.

Некоторые дети, кажется, легко приходят к принятию своего отличия от других людей. Для кого-то это почти невыносимо. Точно так же некоторые родители могут терпеть инакового ребенка, а некоторые – нет. В девять лет я отдал бы все, чтобы не быть геем, и прошел бы через такую процедуру, если бы она подходила для моего состояния. Теперь, когда мне 48 лет, я рад, что не скомпрометировал свое тело. Уловка состоит в том, чтобы распознать, какие предрассудки девятилетнего ребенка – это предрассудки девяти лет, которые со временем изменятся, а какие – истинные позывы сердца, что сохранятся и во взрослой жизни. Отношение родителей часто формирует мышление детей, и хирурги должны попытаться проникнуть в эту историю, чтобы ясно увидеть интересы человека, которому будут проводить операцию. «Моя дочь ненавидела свое состояние – то, что она карлик, – рассказала мне одна из матерей. – Она указывала на карликов, которых мы приводили в гости, прекрасных людей, и говорила: „Я лучше умру, чем буду похожа на них. Эти люди – уроды. Я ненавижу их!“ Она не хотела быть частью их мира. Мы так старались сделать его приятным для нее». Но дочь настояла и рада, что прошла через эту операцию. В Hastings Center Report в статье, посвященной плановым хирургическим вмешательствам у детей, специалист по медицинской этике Артур Франк отмечает: «Возможность исправления неизбежно порождает вопрос о том, исправлять или нет»[453].