Прежде, чем люди, поставившие имплантаты, смогут насладиться нюансами оперы Верди или различить голос единственной горлицы в лесу, полном ворон, еще должно пройти некоторое время, но разработчики приближаются к тому, чтобы обеспечить восприятие достаточной слуховой информации для последовательного развития беглости речи. Оставшиеся возражения носят концептуальный характер. Как с горечью заметил Феликс Фельдман, многие глухие активисты утверждают, что кохлеарные имплантаты – часть попытки геноцида, направленного на разрушение и уничтожение сообщества глухих. Некоторые сравнивают педиатрическую имплантацию с интрузивными операциями, такими, как операции, которые используются для «исправления» интерсекс-состояний, против которых протестовали многие взрослые интерсексуалы[265]
. Британский активист глухих Пэдди Лэдд[266] называет имплантаты «Окончательным решением»[267], а Патрик Будро говорит о кампании культурного и лингвистического уничтожения. Харлан Лейн изНа самом деле вопрос в том, как мы определяем отношения между родителями и детьми. 100 лет назад дети были фактически собственностью, и с ними можно было сделать что угодно, кроме убийства. Теперь у детей появились иные возможности. Но родители по-прежнему решают, во что должны одеваться их дети, что им есть, когда им спать и так далее. Являются ли решения о телесной неприкосновенности собственно компетенцией родителей? Некоторые противники имплантатов предполагают, что люди делают свой выбор, когда им исполняется 18 лет. Даже если отбросить нейронные проблемы, которые делают такой подход непрактичным, это ошибочное предложение. В 18 лет вы выбираете не просто между глухотой и слухом, но между культурой, которую вы знаете, и жизнью, которой вы не живете. К тому времени ваше восприятие мира было определено как восприятие глухого человека, и отказаться от него – значит отказаться от того, кем вы стали.
Дети с имплантатами испытывали социальные трудности[271]
; если цель имплантатов – помогать детям воспринимать себя хорошо, результаты неоднозначны. Некоторые из них становятся теми, кого Уильям Эванс из Калифорнийского университета назвал «культурно бездомными»[272], не глухими и не слышащими. Люди не любят, когда на них навешивают ярлыки; если одних людей противопоставляют другим, это рождает гомофобию, и расизм, и ксенофобию, и неослабевающее стремление поделить мир на «нас» и «их». Стена между слышащими и глухими разрушается широким спектром технологий: слуховыми аппаратами и имплантами, которые создают то, что некоторые активисты называют «вариантом киборгов»[273], – то есть тела, которые каким-то образом физически улучшены.Хотя некоторые дети, получившие имплантаты, отключают их в подростковом возрасте, большинство считают их чрезвычайно полезными. В одном из исследований 2002 года две трети родителей сообщили, что их дети никогда не отказывались от использования имплантата[274]
; предположительно, подростки сильнее сопротивляются, например, ремням безопасности.