Далекое и близкое, старое и новое

Последний раз меня вызвали из Праги на заседание Комитета Освобождения Народов России в Карлсбад. Вечером в мой номер отеля неожиданно вошел генерал Власов. «Чем занимаетесь?» – «Составляю конспект речи к завтрашнему заседанию, чтобы не получилось, как сегодня, когда вы заставили меня говорить экспромтом». – «Это очень хорошо, завтра непременно будете говорить. А сегодня ваша речь всем очень понравилась, и вам так дружно аплодировали – ваши выступления очень любят». Я спросил Андрея Андреевича, почему он взял меня в президиум. Ведь в окружении его нет ни одного моего знакомого. «Когда вы обо мне еще не слышали, я уже знал о вас по рассказам». Затем Андрей Андреевич рассказал о себе. Родился он 1 сентября 1900 года в крестьянской семье в селе Ломакино, Нижегородской губернии. Отец его – унтер-офицер лейб-гвардии Конного полка 1-й Гвардейской Кавалерийской дивизии – был убежденным монархистом и до конца своей жизни предан был своему Государю. Он глубоко верил, что после настоящего безвременья восстановится монархия и без царя России не быть. Но об этом пока нельзя говорить.

Когда Андрею исполнилось 10 – 12 лет, отец говорил ему: «Имения я дать тебе не могу, денег, как ты знаешь, у меня нет, да и все это теперь ненадежное, а дам тебе то, что у тебя никто не отнимет, – дам тебе образование» – и повез Андрея в город. «Определить меня в духовное училище было легко, но квартиру со столом и присмотром за мальчиком найти было невозможно. Цену спрашивали непосильную для простого крестьянина. И отец определил меня в одно заведение, где жили «легкомысленные женщины»... Их хозяйка, солидная женщина, взяла меня, обещаясь хорошо кормить и смотреть за мной. Мне, – продолжает Власов, – жилось там очень хорошо – хорошо кормили, ласкали, ухаживали за мной. По окончании семинарии я поступил в государственный агрономический университет, но учиться в нем не пришлось – меня потребовали в 27-й стрелковый полк отбывать воинскую повинность. Военная служба мне так понравилась, что я решил посвятить ей всю свою жизнь».

В 1928 году Власова отправили в Москву на Высшие стрелково-тактические курсы, по окончании которых он преподавал тактику в Ленинградской школе, но вскоре получил 137-й стрелковый полк, а затем назначен был помощником командира 72-й дивизии.

В 1938 году он стал начальником штаба при военном советнике в Китае Янь Сишань¹⁸¹ , а потом при Чан Кайши¹⁸² , который наградил Власова Золотым орденом Дракона. (Близкие потом называли Власова китайцем.)

В 1939 году Власов назначен командиром 99-й стрелковой дивизии, которая была признана лучшей во всей Красной армии.

Война застала его командиром 4-го корпуса, и вскоре он получил новое назначение командующим 37-й армией.

После тяжелой операции отступления из Киева, где пришлось пробиваться из окружения на протяжении 500 километров, до самого Курска, Власов был назначен заместителем командующего тылом Юго-западного направления. Здесь Андрей Андреевич столкнулся с тыловым хаосом и беспорядком. Не было обмундирования, не хватало горючего, было мало патронов, недоставало подвижного состава... Кто же был в этом виноват? В сознании Власова постепенно созревал страшный в своей убедительности ответ: «Виновата система большевизма».

В ноябре 1941 года Власова вызвали в Москву, на подступах которой стоял враг. В столице паника. Эвакуировались заводы и учреждения. Власову предложили срочно сформировать 20-ю армию и защитить Москву. Он блестяще справился с этой задачей. Противник был оттеснен до Ржева. Честь и слава спасения столицы принадлежат только генералу Власову. Он рассказывал: «Когда положение Красной армии было очень тяжелое, когда часть Москвы была уже эвакуирована – вызывают меня ночью на совещание в Кремль. На совещании было человек 12[65]. Была там, конечно, вся головка, все окружение Сталина. Собрались. Всех их мне Андрей Андреевич перечислил, но я забыл, кто именно там был. (Примеч. авт.)Долго ждали Сталина. Наконец он появляется вместе с Берией, злой и расстроенный. Не стесняясь в выражениях, ругает Берию и кричит на него. Берия пытается как-то оправдываться. Поклонившись всем и предложив садиться, Сталин сел и, продолжая разговор с Берией, спросил: «Да сколько у тебя агитаторов в Германии?» – «Сто человек». С криком «Дурак!» Сталин ударил кулаком по столу и закричал: «Не сто надо и не тысячу, а десять тысяч надо туда послать. Ты во всем виноват. Надо сделать положение военнопленных в Германии невыносимым, надо, чтобы никому не хотелось попасть в плен. Надо распропагандировать и старую эмиграцию, чтобы все ненавидели немцев. Надо постараться для всех сделать невыносимые условия, надо и немцев вооружить против старой эмиграции, чтобы никто никому не верил. Приказываю, чтобы все это было немедленно исполнено».

На следующий же день были организованы ускоренные курсы агитаторов и 10 000 человек разными способами наводнили Германию.