У него, однако, были и другие заботы. Он в конце концов привык к этой новой ситуации и каждый вечер провожал меня до дверей. Иногда он подбрасывал мне под дверь ласковую записку, вырезку из журнала или приглашение и убегал. Я сказала Гале, что по горло сыта той жизнью, которую вела в последнее время. Она погадала мне на картах и предсказала большие изменения, нового мужчину в моей жизни, много поездок. Она, казалось, гораздо лучше, чем Дали, понимала мою усталость и жажду стабильности. Он был удивлен:
— У вас теперь есть все, что вы хотели, я думаю. Вы заработали денежек, вы знамениты, у вас нет недостатка в верных рыцарях, я не понимаю, в чем ваша проблема.
Я и сама не знала, как ему это объяснить.
Его салон был уже не таким блестящим, как раньше. Модели, присланные агентствами, были уязвлены тем, что с ними обращаются, как с вещами и что Гала осыпает их колкостями, отказывались приходить к Дали. Дю Барри стоило огромных усилий убедить несколько молодых девушек прийти в «Мерис». Правда, верные куртизаны были на месте, но не хватало достойных гостей. Карлос, уцелевший в Индии, появился в костюме и галстуке, к великому разочарованию Дали, желавшему видеть своими придворными странных и необыкновенных людей.
Любезный Одуан де Барбо, которого Дали называл «Милен Демонжо», погиб при трагических обстоятельствах. Я сожалела об этом. Дали захотел познакомиться с Мари-Франс, травести из Альказара, и попросить ее раздеться, а потом, может быть, и позировать. Когда же это случилось, он был разочарован тем, что в ней «не хватает тайны». Теперь он считал весь мир «невозможным».
Однажды вечером я попросила его включить телевизор, чтобы посмотреть передачу, в которой я пела с Мишелем Сарду. Дали повернулся спиной и сказал, увидев, что передачу смотрят все присутствующие в салоне гости:
— Я буду смотреть на вас, в то время, как вы смотрите на Аманду, это гораздо интереснее!
Заметив мою обиду, он оправдался тем, что в жизни я гораздо красивее, чем по телевизору.
Как только Дали улетел в Нью-Йорк, я уехала на остров Морис, чтобы провести две недели отпуска на южном солнце. Таранто воспользовался этим и снял меня обнаженной для итальянского «Pleyboy» и для многих других журналов. Эти фотографии еще больше усилили мой секс-образ.
Когда я снималась в Риме, киношники имели наглость включить в фильм эротические сцены и дублировать мой голос, не спросив моего согласия. Таким образом музыкальная комедия стала порнографическим фильмом, где я произносила пикантные реплики чужим голосом, да еще и по-немецки! Я должна была возбудить процесс. Не говоря уже о налогах, которые я заплатила… Мой энтузиазм угасал, и мои амбиции вместе с ним. Я чувствовала себя одиноко и больше не находила в Дали утешения и поддержки. Я была переутомлена, на грани нервного срыва.
Глава 21
Гала хорошо гадала на картах. Я встретила молодого человека, чувствительного и хорошо воспитанного, соблазнившего меня своей любезностью. Ален-Филипп был любимым ребенком парижских ночей, но с одного раза потерял все, что ему удалось приобрести и чему завидовал весь парижский свет. Он от этого очень страдал. Меня привлекал не его титул маркиза, не его связи, я обрела в нем ту нежность и поддержку, которой мне не хватало с начала моих успехов.
Мы провели несколько дней в Англии, чтобы получше узнать друг друга, а потом я предложила ему сопровождать меня в Рио-де-Жанейро, где я должна была участвовать в бразильском телешоу. Мы уехали туда, влюбленными друг в друга, и провели идиллическую неделю между пляжами Копакабана и Ипанема, после чего решили пожениться, не ставя никого в известность.
Потом мы поехали в Лос-Анджелес, где моя студия грамзаписи приготовила для меня огромный белый «лимузин», самый длинный из всех «лимузинов», которые я когда-либо видела. В лос-анжелесской жизни все представляло собой китч: телевизор в машине, отель «Беверли-Хиллс», рестораны, посещаемые звездами… Мы смеялись, как дети, которым купили новые игрушки. Я захотела сравнить свои отпечатки пальцев с отпечатками Мерилин Монро, а Ален-Филипп — с отпечатками ног Джона Вэйна; мы сфотографировались в розовом конфетном «кадиллаке» и перед рекламным щитом, на которым гигантскими буквами было написано «Hollywood», потом посетили Лас-Вегас и игорные залы.
Выйдя замуж за Алена-Филиппа, я стала маркизой и вступила в новую жизнь. Все наши друзья, находившиеся в Лос-Анджелесе, пришли на прием, который мы дали в Голливуде. У нас были Саша Дистель, Ричард Энтони. Твигги и Пенелопа Три разрезали огромный свадебный пирог, в то время, как мы пили шампанское с Полем Моррисеем, Петером Лестером, Дэвидом Хокни и модным писателем Гарольдом Роббинсом, заявившим: «Брак предназначен только для исключительных людей».
Я в тот же вечер позвонила Дали в Нью-Йорк и сообщила о свадьбе. Он молчал.
— Алло, Дали! Вы меня слышите? Я в свадебном путешествии в Беверли-Хиллс, это чудесно, не правда ли? Почему вы молчите?
Он туманно меня поздравил и, опомнившись, позвонил, чтобы выразить свое разочарование.