Тишина, впрочем, только на первый взгляд казалась абсолютной. На самом деле до Красноморова доносились какие-то шорохи, мышиное шебуршание, потрескивание, непонятное утробное бульканье. Фольклористы, небось, давно бы объяснили эти звуки шалостями или любознательностью Хозяина. И разум Красноморова, видимо, и впрямь слегка помутился - нивесть сколько часов провести без пищи и даже без ведра отходного. Намеренно что ли не пожелали ставить в камору или запамятовали? Усевшись на соломе и прикрыв колени краем полушубка, он нашел что-то уютное или по крайней мере успокоительное в мыслях о скрывавшемся от глаза людского Хозяине, который, как утверждали фольклористы, есть в каждом доме - и жилом и брошенном.
Часовой механизм, не дававший Василию потерять счет времени, показывал восемь вечера. На улице, поди, стемнело. Знакомый сполох за южным лесом налился неживым розовато-зеленым сиянием, и снег на крышах уже, должно быть, впитал в себя этот непонятный свет.
Где-то далеко взмыли вверх приглушенные стенами острога голоса, среди которых ему почудился один или даже два женских. И сразу, как по команде, пришли мысли о Микеше, какая она, и как Красноморова обвела вокруг пальца. Но не может быть так, чтобы Микеша столь искусно притворялась. Невозможно это, к тому же она троюродная, не чужая совсем. Впрочем, здесь все находятся в каком-то родстве. От мыслей этих на душе стало совсем муторно. Он подумал, что будь Микеша рядом, он бы ей все простил - и что она с парнями Археолога знается, а может, и с Ванниковым самим. Простил бы, оставил хотя бы на время свою ревность и всякие амбиции - Микеша была ему нужнее собственной жизни. Он задремал и тоска его из острой и горькой превратилась в сладкую и ноющую боль.
Красноморов не понял, долго ли спал, его разбудил шум, показавшийся то ли спросонья, то ли из-за дребезжащих металлических плит оглушительно бьющим по ушам. В коридоре что-то происходило. Он сел на своей соломе, напряженно вглядываясь в дверь. Загрохотали засовы. "Да не надобно мне сетей ваших, что я своего троюродного не знаю", услышал он сердитый шепот.
И на пороге его закута появилась Микеша. То был не сон. Василий поднялся с соломы и шагнул вперед.
- Ты?!
- Васечка, бедненький мой... Вот где они тебя держат... А я тут поесть тебе сообразила. Думаю, разве они кроме хлебова дать чего догадаются...
- Микеша...
- Погоди минутку, Васечка, родненький... Ну разве так можно с человеком обращаться, - повысила голос Микеша. - Погоди минутку, Васечка...
Микеша толкнула тяжелую дверь закута. И Василий снова услышал ее горячий шепот.
- Слушай ты, молодец, как и величать тебя, не знаю, но вот что я скажу. Тебя сюда зачем приставили?
- Известно, зачем - охранять, - ответил неустоявшийся ломкий еще басок курсанта и Красноморов почувствовал его наглую мальчишескую ухмылку.
- Вот и я о том же - охранять, а не издеваться над человеком. Сколько он у вас тут сидит? Я все знаю, не утруждай свою память. А коли так, почему в каморе нет ведра отхожего? Отведи арестованного, куда положено...
- Так не велено, госпожа Зотова...
- Я те покажу - не велено! Нет такого указа, чтобы муки терпеть. Веди, а то весь Город разбужу с округами.
Курсант заглянул в камору и поманил Красноморова пальцем.
...Ничего особенного она ему не сказала - так, разные мелочи, в основном успокоительного свойства. Но и этого было достаточно, чтобы к Красноморову вернулась способность думать. После ухода Микеши он обрел почти хорошее расположение духа, хотя жизненное пространство снова сжалось до размера тюремной клети и разорвать ее прутья можно было разве что силой мысли.
Сто лет уже, если не больше, в округе действовал запрет на выход из-за границы земель, примыкающим к городским слободам. Может, в далеких путешествиях особой нужды и не предвиделось - земля вокруг Города вполне кормила. А вот заблудиться в глухих, навевавших страх лесах ничего не стоило, и костей потом не сыщешь. Что бывало, то бывало... Значит, содержалось что-то разумное, хотя и не совсем понятное, лично ему, Красноморову, в запретах этих, которые Ванников теперь хотел возродить и даже ужесточить.
О прошлом Красноморов, как он выяснил теперь, перебирая свои мысли, знал не так уж и много. А все потому что особо не интересовался, потому что привлекала его только физика и он сознательно не желать терять времени даром на изучение летописей в городском читалище. Он вообще читал мало - опять-таки физика требовала, чтобы ее не делили ни с кем. И постепенно круг его интересов сузился невероятно, прямо - такое сравнение пришло ему в голову - как размер обитаемых земель вокруг Города, если сопоставлять с размером всей планеты.