Слёзы медленно заструились из больших чёрных глаз девушки. Ей было больно даже не от того, что у неё не получается выполнить порученное ей задание, а что, возможно, Самсон не так уж сильно любит её, если может ей отказать и не доверять. Неужели она настолько неравнодушна к тому, что он испытывает по отношению к ней? Он побеждает её?!
- Послушай, - горячо заговорил он, - когда-то в молодые годы, очень давно, у меня была жена, тоже филистимлянка, как и ты. И у меня тогда была другая тайна. И та женщина, так же как и ты, просила выдать мне эту тайну… История повторяется, кто бы мог подумать!.. Я был настолько глуп, что открыл ей эту тайну и она очень быстро раскрыла её моим врагам, филистимлянам, людям твоего народа… Это было очень горько… Но хуже кончилось для неё: её сожгли живьём, ты понимаешь, живьём, это сделали те, ради которых она предала меня! Это было очень страшно, мне было нелегко всё пережить, но если бы ты так поступила, я бы не пережил…
- Но я же не поступлю, - пробормотала Далила, - я не предам…
- Молчи, Далила, прошу, молчи!..
Она не выдержала и слёзы хлынули из её глаз в три ручья, она зарыдала в голос и, отстранив руки Самсона, упала на лежанку ничком, сотрясаясь в плаче. Ей было плохо, как никогда. Она проиграла. Её ожидает презрение в своём народе за невыполненный долг и с Самсоном она тоже не может уйти, она не верит в его любовь, значит, не может доверить ему и свою судьбу.
Самсон что-то говорил ей, женские истерики ему, кажется, были сильно не по нутру, он умолял её прекратить это, но она не слышала его, из неё словно выливался целый океан.
Наконец, он не выдержал и покинул её.
” - Наверно, он больше не вернётся, - подумала девушка, - и это к лучшему.”
- Шуко! - потянув носом, позвала она.
Скрипнула крышка сундука и два чёрных, как угольки, глаз карлика вопросительно уставились на неё.
- Вот видишь, - всхлипнула она, - всё кончено. Слышал? Слышал? Он ничего не скажет. Иди, доложи Ахмеду. Можешь больше не торчать в моём сундуке.
- Ничего ещё не кончено, - проскрипел карлик, - и ничего я докладывать не буду. Подождём, может, он ещё вернётся. Если да, то действуй так, как сейчас: реви. Но не просто плачь, а тверди, что это из-за того, что он тебя не любит.
- Дурак! Ему надоест и он просто сбежит!
- Сама дура. Делай, как тебе говорят те, кто умнее тебя!
========== Глава 17 ==========
Далиле было нестерпимо горько. Хотелось в прошлое, нелёгкое, но спокойное. Чтобы не было этого кошмара, тягостных сомнений, игры, которая становилась всё страшнее и опаснее, перерастая в серьёзные испытания. Да игра ли это была?
Она принялась чинить ткацкий станок, как делала это прежде, в дни относительно спокойной жизни, когда она ещё не была причастна ко всему этому кошмару, когда она оказалась между двумя предательствами: одно - своего народа, другое - человека, который твердил, что любит её, а сердце его было не с ней.
Станок никак не чинился, руки были какие-то неуклюжие, непослушные.
Карлик Шуко оказался прав: Самсон вернулся. В тот же день, к вечеру. Далиле даже не пришлось притворяться плачущей, слёзы сами снова хлынули из неё, как и слова обиды. Ей захотелось выговорить любовнику о том, что считает, что он обманул её, что она не верит в его любовь, поэтому она никогда не доверит ему свою судьбу. Ей хотелось упрекать и упрекать его, делать больно. И это ей удавалось. Она не позволяла обнять себя, шарахаясь от него по углам, не слушала того, что он пытался ей сказать. У них почти до середины ночи продолжалась ссора, затем оба уснули, измученные: она - на своей лежанке, он - на циновке в углу.
Утром история повторилась. Далиле стоило увидеть лицо своего мужчины, как ею снова завладели истерические рыдания. Ей казалось, что Самсону вот-вот надоест и он оставит её навсегда. И это, возможно, оказалось бы к лучшему. Но он по-прежнему пытался говорить с ней, что-то доказать, объяснить.
Оба были словно в аду.
И он не выдержал мук.
- Волосы, что ты пыталась воткать в нити, - пробормотал он, - в них и есть сила. Я - назорей божий, от чрева матери. И мне запрещено стричь волосы. Если бы это произошло, я утратил бы силу.
В душе Далилы сделалось так холодно, что это предалось и телу, она съёжилась, сжалась в комочек. Что-то говорило ей, что на этот раз её мужчина не лгал. Он всё-таки доверился ей. Но почему-то не появилось победного торжества, вместо этого возник непонятный страх. Если это правда, то её слышала не она одна, а тот гнусный карлик в её сундуке. И если она не передаст тайну Самсона филистимлянам, это сделает Шуко.
- Готовь верблюдов, - только и сумела пробормотать она одними губами.
Прощание с Самсоном превратилось в невыносимую пытку, ей было стыдно принимать его ласки и поцелуи. Приходили в голову бесноватые мысли: показать Самсону карлика Шуко, попросить свернуть ему шею и бежать с Самсоном. Но тогда Самсон поймёт, для чего всё это время она выпытывала его тайну: не из любопытства, а по просьбе филистимских князей и, наверняка, не простит её. Всё было кончено и ничего исправить было нельзя.