Дальнее зрение. Из записных книжек (1896–1941)

Книга Мордовцева «Великий раскол» несравненно глубже филипповского «Патриарха Никона» передает дух эпохи и смысл разделения при царе Алексее. Степан Разин и боярыня Феодосия Морозова сближены между собою значительно более, чем это делалось до сих пор. Для правительства это одинаково «воровские атаманы»: «только тот шел против боярского богопротивного самовластия, а она идет против боярской богопротивной новой веры». Впрочем, и для Мордовцева, как водится, не ясно, нужно ли было в самом деле великое стояние за отеческую веру великих страстотерпцев – Аввакума, Феодосии, Федора и др.!

Он проговаривается, что «обе стороны», т. е. и боярско-царская, и христианская, «не ведали, что творили». Интеллигент, с его кабинетным усреднением всяческих истин, сказался! А он все-таки так близок был к пониманию, что борение с никонианством было не оттого, что богопротивна всякая «новая» вера, а оттого, что богопротивна именно боярская антинародная вера! Нова она именно тем и именно тем оборвала древнехристианское предание, что стала боярскою и антинародною! Это инстинктом чуяли тогдашние борцы старообрядчества.

Самодержавие поповства в лице Никона дало дорогу самодержавному государству в делах народной веры и совести. И государство, в лице царей Алексея и Петра, не замедлило воспользоваться этим открывшимся путем.

Это так типически повторилось в XX столетии! Самозаконное поповство «красной», т. е. исключительно поповско-классовой «церкви», открыло простор самодержавной социалистической государственности к сердцу народной веры и совести.

Дух Иуды Предателя легко прививался во все времена к поповству и иерархии, и тем более, чем страшнее, и важнее, и священнее было их дело; это наступало тотчас, как только возникало самоутверждение поповства. Так искажается всякое человеческое дело духа с началом духа самоутверждения!

И боярская вера стала богопротивною оттого, что проникалась духом самоутверждения боярства перед миром и народом Христовым! Нова и богопротивна, ибо с началом самоутверждения порвала с древним преданием Христова самоотвержения и восприняла дух диавола-самоутвержденца.

Нет ни одного предприятия советской власти против церкви, которое не начато до нее. Дверь гонительства на народное христианство и примеры административного поругания над народною святынею широко раскрыта руками синодальных «деятелей». Нет нужды заговаривать о старых начатках в духе печальной памяти Никона-патриарха, петровских епископов и архимандритов, бироновских и николаевских миссионеров. Достаточно вспомнить деяния российского Антониевско-Саблеровского синода в отношении Афона! «Стационер» с «дипломатическим представителем» из Константинополя, Никон Косой в качестве руководителя и вдохновителя, вот кто первый научил матросов и солдат, что можно посягнуть на монастыри и веру! 700 монахов «изъяты» и увезены в Россию, многие в преклонном возрасте, «многие из них были в схиме, – с обрезанными бородами, в штатском платье» (С. Белецкий. Из записок. Григорий Распутин. Птгр, 1923, с. 30).

19 апреля 1924

Невозможно удержать сколько-нибудь надолго жизнь и деятельность в порядке одного только понуждения, т. е. так, что всякое действие человека совершается только через насилие над собою, только через подстегивание себя, – тогда как предоставленный самому себе человек давно бы только лежал и отлеживался в оцепенении. А вот именно такую жизнь в непрестанном понуждении, в одном только понуждении, приходится вести в нашей сутолоке, когда жизнь все расширяет свои запросы и спросы, а ресурсы предложения все оскудевают за «сокращением штатов». Мы все работаем насильно и через силу, давно перейдены границы того физиологического утомления, которое дает благодетельное предупреждение, что машина требует отдыха и ремонта!

Бетховен, не сумевший найти форму для передачи людям своей глубины! Да ведь это человек, раненный на всю жизнь. Freud’овская метода заключается именно в том, чтобы уже маленьким, малозаметным людям дать возможность вызвать эти прежние, неотреагированные глубины, парализующие душу своим убитым молчанием!

Для Бетховена это значило бы – вызвать старую, неудавшуюся тему, неотреагированное волнение – чтобы возобновить вопрос о его музыкальном осуществлении!

Страшный суд в том, что в последний час в человеке окажутся одни лишь не переданные, не осуществленные, не отреагированные глубины! Одни не высказанные волнения! Когда вспомнится вся жизнь и окажется ни в чем и нигде не законченной, ведь это будет одной сплошной душевной раной!

То, что меня кусает блоха, это несомненнейший своею наличностью факт – сама действительность; а то, что я слышу за собой погоню, и потому мне, пожалуй, нет времени заниматься блохою, – это, может быть, мое толкование слышимых звуков, – признание за факт того, чего на самом деле и нет!