Читаем Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации полностью

Противоречия внешней политики и транснациональной деятельности были характерны для всей большевистской политической конструкции, включавшей как Советскую Россию, так и зависимые от нее советские и несоветские республики, в том числе и ДВР. Летом 1921 года Чичерин выступил главным оппонентом большевиков-«транснационалистов» в вопросах, связанных с Японией. 10 июня 1921 года Политбюро поддержало его мнение, что большевики не могут открыто посылать повстанцев в Корею, поскольку это поможет армейской партии в Токио и приведет к более агрессивной политике Японии, и решило переместить корейские партизанские отряды на запад от Байкала, что в конечном итоге, вероятно, и привело к Амурскому инциденту. Хотя Чичерин был сторонником продолжения тайной пропаганды, он отвергал радикальные взгляды Иркутской группы корейских социалистов и, следовательно, Шумяцкого, выступая за сотрудничество с корейскими националистами[791].

Чичерин сумел увести официальную советскую политику от воинствующего транснационализма, но большевики-«транснационалисты» из Сиббюро и Дальневосточного секретариата Коминтерна своими действиями доказали всю правоту антибольшевистской прессы. Уже 25 февраля 1921 года Смирнов и Шумяцкий писали Чичерину, что операцию против Унгерна можно использовать, чтобы оккупировать пограничные районы Монголии и провозгласить ее независимость. Новой властью стала бы Монгольская народная партия, ориентирующаяся на Советскую Россию. 3 марта 1921 года Наркоминдел ответил, что советские войска могут атаковать Унгерна, но не должны нарушать китайские суверенные права на Монголию. Тем не менее Наркоминдел согласился использовать для оправдания монгольской операции письмо китайского высокого комиссара Чэнь И, в котором тот пригласил советские войска в пограничную зону[792].

Смирнов и Шумяцкий вели себя как «транснационалисты», оказывая ситуативную поддержку азиатским национальным движениям. Они поддерживали формирование независимого Монгольского государства, но выступали против независимости Танну-Тувы, которая должна была, по их мнению, стать частью Монголии. Шумяцкий был сторонником бурят-монгольской автономии, которая могла наглядно показать шаги большевиков по деколонизации в соответствии с предложениями Ринчино, но его соратники Смирнов и Хотимский не соглашались на формирование якутской автономии, называя якутов «некультурными» и утверждая, что создание этой автономии будет играть на руку японским и американским капиталистам[793].

Будучи регионалистом, Краснощёков тоже выступил в поддержку монгольской операции. Впрочем, для него она была прежде всего демонстрацией силы ДВР и Советской России, необходимой после владивостокского переворота, а сама Монголия должна была оставаться автономией внутри Китая и поддерживать дружественные отношения с ДВР и РСФСР. Краснощёков утверждал, что победа над Унгерном и взятие Урги позволят ДВР привлечь на свою сторону либерально настроенных монголов и покажут японским и американским либералам, что ДВР – региональная держава. Его точка зрения возобладала, и Дальбюро отвергло предложение Моисея Губельмана о немедленном присоединении ДВР к РСФСР в случае японского вмешательства в конфликт. Но и большевики – «российские националисты» тоже поддерживали операцию из соображений российского национального престижа[794]. В конце мая – начале июня 1921 года Унгерн атаковал ДВР, и 16 июня 1921 года Политбюро дало санкцию на операцию против его войск в Монголии. Благодаря совместным действиям Советской России, ДВР и МНП 6 июля 1921 года была взята Урга[795].

Монгольская операция? или Монгольская революция 1921 года, может считаться первым удачным опытом экспорта Русской революции. Кроме того, в конце июля – начале августа 1921 года в Шанхае была формально учреждена Коммунистическая партия Китая, чему способствовала деятельность Коминтерна. Наконец, 14 августа 1921 года Всетувинский учредительный съезд провозгласил независимость Танну-Тувинской Народной Республики: второй и последний пример успешного экспорта революции вплоть до Второй мировой войны. Тувинская независимость, провозглашению которой способствовал большевик Иннокентий Георгиевич Сафьянов, вызвала недовольство Шумяцкого, считавшего Танну-Туву разменной картой, позволяющей наладить отношения с монгольскими националистами[796].

Хотя китайское, корейское, монгольское и тувинское революционные движения не были однородными, а в связанных с ними событиях принимали участие разные группы большевиков, порой конфликтовавшие друг с другом, для международных наблюдателей вовлеченность большевиков и, следовательно, ДВР во все эти движения была очевидной[797]. Кроме того, летом 1921 года Коминтерн принял решение провести в Иркутске конференцию народов Востока. Идея была в том, чтобы она состоялась одновременно с Вашингтонской конференцией и стала ее антиимпериалистическим противовесом[798].

Перейти на страницу:

Все книги серии Окраины Российской империи

Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации
Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других. В рамках империалистических проектов предпринимались попытки интегрировать регион в политические и экономические зоны влияния Японии и США. Большевики рассматривали Дальний Восток как плацдарм для экспорта революции в Монголию, Корею, Китай и Японию. Сторонники регионалистских (областнических) идей ставили своей целью независимость или широкую региональную автономию Сибири и Дальнего Востока. На пересечении этих сценариев и появилась ДВР, существовавшая всего два года. Автор анализирует многовекторную политическую активность в регионе и объясняет, чем была обусловлена победа большевистской версии государственнического имперского национализма. Иван Саблин – глава исследовательской группы при департаменте истории Гейдельбергского университета (Германия).

Иван Саблин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза