Читаем Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации полностью

Корейская интеллигенция тоже участвовала в самоорганизации на Дальнем Востоке, хотя российские власти отнеслись к новой волне корейской иммиграции, начавшейся после 1905 года, настороженно. На строительстве Амурской железной дороги китайский и корейский труд не использовался по причине расизма и ксенофобии, сформулированных в терминах «желтой опасности»[189]. Унтербергер требовал принятия «энергичных мер противодействия наплыву» корейцев в Россию[190], но попытки ограничить корейскую иммиграцию закончились ничем. В 1910 году в одной Приморской области официально жили 51 454 корейца, из которых лишь 14 799 были российскими подданными. Многие из новых иммигрантов вступали в растущие антияпонские партизанские отряды в Южно-Уссурийском крае. К лету 1908 года более тысячи партизан перешли русско-корейскую границу, планируя объединить силы с другими корейскими повстанцами и начать крупномасштабное восстание[191].

Впрочем, у российских властей не было единой позиции в отношении корейских повстанцев и политических иммигрантов. Некоторые предлагали закрыть глаза на корейских повстанцев, указывая, что японцы России «далеко не друзья»[192]. В 1908 году председатель Совета министров Петр Аркадьевич Столыпин потребовал принять решительные меры против антияпонского движения в соответствии с русско-японским соглашением 1907 года, но никакие меры приняты не были[193]. Военный министр Владимир Александрович Сухомлинов посоветовал Столыпину использовать Корею в интересах обороны государства и официально зарегистрировать корейское национальное общество. Унтербергер, не выступая открыто против этой инициативы, вместе с тем предупредил об опасностях создания корейской организации, заявив, что попытки ассимилировать корейцев в российское общество не увенчались успехом, и повторив аргумент о «желтой опасности»[194]. Впрочем, в этом же году официальная газета «Приамурские ведомости», выходившая в Хабаровске, с оптимизмом писала о результатах миссионерской деятельности среди корейцев, утверждая, что она более успешна, чем попытки обратить в христианство тунгусов (эвенов и эвенков), якутов, чукчей и народы Амурской области[195].

Сами корейцы тоже относились к российскому Дальнему Востоку по-разному. Для корейских политических иммигрантов и повстанцев он был временным плацдармом для борьбы против японцев, пока Корея не будет освобождена, но для многих поселенцев, в том числе тех, кто принял православие, он стал новой родиной. В 1908 году корейская интеллигенция основала во Владивостоке Союз корейского народа, который возглавил Николай Петрович Югай[196]. В 1910 году собрание 2324 корейцев во Владивостоке приняло резолюцию, призывающую к освобождению Кореи. После формирования в 1909 году Корейской национальной ассоциации в Сан-Франциско, к концу года располагавшей 12 отделениями в Приморской области, у корейцев появился еще один вариант основы для национального строительства – с протестантской религией и ориентацией на США[197]. В 1914 году «Приамурские ведомости» сообщали о конкуренции православных и протестантских (пресвитерианских) миссионеров среди живущих в Приморской области корейцев и призывали для более широкого распространения православной проповеди создать во Владивостоке новое викариатство, передав ему в подчинение миссии во Владивостоке и Сеуле[198].

В 1909 году японский государственный деятель Ито Хиробуми был убит в Харбине корейским иммигрантом Ан Чунгыном, жившим во Владивостоке. Протесты японского правительства и кампания, которую Столыпин начал против национальных организаций меньшинств, привели к проверке корейских организаций в 1910 году. Были приняты меры против корейских лидеров. Ли Бом Юн, недавно прибывший из Кореи, в конце 1910 года был сослан в Иркутск, но на следующий год получил разрешение вернуться во Владивосток. Для противодействия подпольной деятельности российское правительство в 1911 году дало добро на создание легального Корейского общества развития труда под руководством Петра Семеновича Цоя, жившего в России с 9-летнего возраста. К 1914 году у этого общества было 13 отделений в Приморской области. Областные власти приветствовали инициативу корейских крестьян отпраздновать в 1914 году пятидесятую годовщину переселения корейцев на территорию России и воздвигнуть памятник Александру III в Посьете. Но празднование не состоялось из-за русско-японского союза в Первую мировую войну. Большинство корейских организаций, в том числе Корейское общество развития труда, были закрыты в 1914 году, но многие продолжили функционировать подпольно[199].

Перейти на страницу:

Все книги серии Окраины Российской империи

Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации
Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других. В рамках империалистических проектов предпринимались попытки интегрировать регион в политические и экономические зоны влияния Японии и США. Большевики рассматривали Дальний Восток как плацдарм для экспорта революции в Монголию, Корею, Китай и Японию. Сторонники регионалистских (областнических) идей ставили своей целью независимость или широкую региональную автономию Сибири и Дальнего Востока. На пересечении этих сценариев и появилась ДВР, существовавшая всего два года. Автор анализирует многовекторную политическую активность в регионе и объясняет, чем была обусловлена победа большевистской версии государственнического имперского национализма. Иван Саблин – глава исследовательской группы при департаменте истории Гейдельбергского университета (Германия).

Иван Саблин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза