На Соловках строили медленно и основательно, для себя и для будущих поколений. Обдумывалось все: и целесообразность, и единство стиля, и прочность. Одинаково добротно сделаны и крепостные стены, и храмы, и служебные помещения, и казематы для заключенных.
У нас не было фонарей, мы медленно шли по темным сырым коридорам в толще стен. В тяжелом смрадном воздухе плохо горели спички. Наконец разбитый дверной проем — и камера: каменный мешок с массивными сводами. Света нет, воздух проникает через какое-то скрытое в стенах отверстие. От глухой тишины, от промозглости и мрачности по спине пробегают мурашки. Останешься тут один, не найдешь выхода — и хоть кричи, хот1, бейся головой о стену, никто не услышит. А ведь люди сидели здесь в темноте, в сырости, не годы, а десятилетия!
После смерти Петра Первого в секретных одиночных камерах долго томились верные сподвижники царя, начальник его тайной канцелярии известный дипломат граф Петр Толстой и князь Василий Долгорукий. Они пали жертвами дворцовых переворотов: мелким людишкам, временщикам, страшны были эти титаны Петровской эпохи!
Двадцать пять лет провел в соловецком заточении последний кошевой Запорожской Сечи Петр Кальнишевский. Сослали его на далекие острова без суда, запрятали в мрачный тайник подальше от буйного казачьего племени. Но здоровье у кошевого было недюжинное: отсидев четверть века, Кальнишевский потом еще пожил немало в свое удовольствие здесь же, на Соловках, и умер в 1803 году в возрасте ста двенадцати лет. Надгробная плита последнему запорожскому атаману — одна из немногих, сохранившихся в монастыре.
На Соловках закончил свой жизненный путь человек великих заслуг и великой скромности — Авраамий Палицын — боевой сподвижник Минина и Пожарского, вместе с ними поднявший народ на борьбу с иноземцами. Трудно даже понять, почему некогда знаменитое имя оказалось почти забытым, о нем помнят только историки. Гробница Палицына в монастыре разрушена, сохранился лишь надгробный камень с надписью: «В смутное время междуцарствия, когда России угрожало иноземное владычество, ты мужественно ополчился за свободу отечества и явил беспримерный подвиг в жизни русского монашества как смиренный инок. Ты безмолвной стезей достиг предела жизни и сошел в могилу, не увенчанный победными лаврами. Венец тебе на небесах, незабвенна память твоя в сердцах благодарных сынов отечества, тобой освобожденного с Мининым и Пожарским».
На этот камень присаживаются отдыхать туристы, отставшие от экскурсовода и не осилившие сами старинную вязь букв. Несколько лет назад этот камень чуть было не уволокли: он понадобился то ли для фундамента, то ли для какой-то подставки. Это ведь не бесформенный валун, а обработанный материал, его удобно использовать. К счастью, нашелся разумный человек, остановил и убедил рабочих не трогать памятника. И как жаль, что таких разумных людей в последние десятилетия на Соловках оказалось не очень много.
На острове даже следов не сохранилось от часовен, гостиниц, скитов, мастерских; заросли кустарником и сорной травой огороды и сады; лишь груды камней видны на месте гончарного и лесопильного заводов.
Во дворе кремля висят два старых колокола, один из которых был дарован монастырю по случаю успешного отражения атаки вражеских судов во время Крымской войны. Эти колокола, с их чудесным орнаментом, сами по себе являются произведениями искусства. Голоса у них могучие и красивые, но звучат грустно. Наверно, потому, что висят колокола на какой-то временной перекладине под открытым небом.
О разрухе и запустении на Соловках, о необходимости сохранить для народа замечательный архитектурный ансамбль «северного оазиса» было написано и сказано много. С каждым годом сюда приезжает все больше туристов, и организованных, и «дикарей». Учитывая это, Совет Министорв РСФСР принял решение создать на Соловецком архипелаге историко-архитектурный музей-заповедник.
…Кремль и примыкающий к нему поселок — это центр архипелага, его «столица». А раз есть столица, значит, должна быть и провинция, и дальняя, и ближняя. Сначала мы побывали в ближней.
День выдался теплый, туманный, сырой. Автобус довольно быстро бежал по дороге, такой узкой, что ветви деревьев царапали стекла. Прямо на обочине росли грибы: большие маслята и крупные красноголовые подосиновики. За чащей деревьев то и дело появлялась стальная гладь озера.
Дорога покрыта ямами и ухабами, но все же ее можно считать хорошей, на ней не завязнешь: под слоем песка и грязи сохранились камни, которыми она была вымощена четыреста лет назад.
Из автобуса вышли возле Савватиевского скита. По высокой траве подошли к каменной церкви. К ней примыкает трехэтажный корпус с бывшими кельями. Рядом несколько деревянных домов в два этажа. Все они пусты: здесь никто не живет.
Вдали, километрах в трех-четырех, высилась Секирная гора с белой церковью среди густого леса. Туда мы и направились. Шли медленно: очень велик был соблазн — ступишь в сторону от дороги и наклоняйся, бери грибы!