Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии

Было бы неверно сказать, что для русских дальневосточников азиатская кухня стала родной, однако некоторое влияние соседей налицо. С 1990-х во Владивостоке, Хабаровске, Благовещенске появились «чифаньки», они же «китайки», – недорогие китайские ресторанчики. Корейская кухня стала популярной в России сравнительно недавно, причём прежде всего благодаря советским корейцам, жившим на Дальнем Востоке и в 1937 году высланным в Узбекистан и Казахстан. Там корейцы готовили привычную еду из того, что было под рукой. Так появилась знаменитая «корейская морковь», о которой не слышали ни в Южной Корее, ни в Северной, – морковку в Средней Азии использовали за неимением пекинской капусты. В сахалинском Холмске изобрели дальневосточный стритфуд – пян-се: сваренные на пару пирожки с капустой, мясом и специями.

И всё-таки сила инерции оказалась сильнее ландшафта. Придя в Азию, русский человек больше принёс своего, чем воспринял чужого. Не привык ни к каше из чумизы, ни к водке на гаоляне, хотя это прекрасный напиток. Возможно, везде нужно пить местное; каждая территория диктует свой напиток, будь то виски, чача, коньяк, ром или граппа. Русская водка лучше всего идёт на морозе или с мороза – хорошего, настоящего русского мороза.

Наш человек, даже привыкнув отдыхать в «Тае», по-прежнему шокируется некоторыми особенностями азиатской кухни, подобно Ивану Гончарову, воскликнувшему в Шанхае: «Боже мой, чего не ест человек! Конечно, я не скажу вам, что, видел я, ел один китаец на рынке, всенародно… Я думал прежде, что много прибавляют путешественники, но теперь на опыте вижу, что кое-что приходится убавлять».

Уже в 1850-х Гончаров отмечал: облик Восточной Сибири, включая кухню, приобретает всё более отчётливый «среднерусский» облик, хотя и с поправкой на местную специфику. «Приедешь на станцию: “Скорей, скорей дай кусочек вина и кружок щей”. Всё это заморожено и везётся в твёрдом виде; пельмени тоже, рябчики, которых здесь множество, и другая дичь. Надо иметь замороженный чёрный и белый хлеб».

Основой нашей кухни остались борщи, каши и прочая картошка с селёдкой; можно это понимать как неизбывный крестьянский консерватизм или даже косность, но, возможно, именно это качество бережёт нас, как невидимая броня, сохраняя привычки, язык и саму территорию.

* * *

Из национального парка «Земля леопарда» мне прислали селфи, сделанные пятнистыми хищниками при помощи фотоловушек – установленных на деревьях автоматических камер. Леопарды-котята резвятся на сопке – Хасанский район, самый юг Приморья, стык с Кореей и Китаем.

Спасибо за эти снимки отчаянным казакам-землепроходцам; действовавшему на грани авантюры Невельскому, дипломатам Муравьёву и Игнатьеву и ещё – пограничнику Махалину, в 1938 году погибшему на одной из этих самых сопок.

Огонь на сопках Маньчжурии

Меня до сих пор удивляет, как мало мы интересуемся выдающимися эпизодами из нашей истории.

Владимир Короленко

Сталь получают только в печи, где высокая температура; крепкие и красивые цветы растут, как правило, под дождём, на ветру, в поле.

Ким Чен Ир

…что вне омытых нашей кровью дат

быть человеком – странная потребность:
он уязвим, как уязвима крепость,
построенная сотни лет назад.

Геннадий Лысенко

В мире, который нам дан, смерть – не только неизбежность, но условие жизни.

Названная Гераклитом «отцом всего», а Толстым – «противным человеческому разуму и всей человеческой природе событием», война, как ни страшно произнести, – норма для человечества. Не патология, но способ его существования. Подобный геохимическим превращениям материи или извержениям вулканов, несущий гибель и рождение.

Пацифизм столь же привлекателен и столь же несостоятелен, как вера в личное бессмертие. Рискну сформулировать «закон диалектики парабеллума», согласно которому милитаризм и пацифизм – одно целое: второе невозможно без первого. Самый последовательный пацифист – тот, кто слывёт милитаристом.

Случившиеся и неслучившиеся войны выступали формой развития Дальнего Востока. Освоить его можно было только в режиме подвига, для которого нужен повод более веский, нежели благополучие обывателя.

Иные рождаются в рубашке – Дальний Восток родился в шинели. Через малые войны и большие пространства этого естественного полигона прошло неисчислимое воинство – от лётчика Грицевца до писателя Гришковца. Это коловращение преследовало не только военные, но и культурные цели: перемешать, перезнакомить людей друг с другом и с разными уголками страны, дать им чувство большой Родины от океана до океана. Ту же негласную миссию несло советское послевузовское распределение, помимо основной – снабжения окраин специалистами.