Местные — были обычными крестьянами, кого закрутил в гибельной воронке вихрь глобального противостояния Империй. У них была хорошая страна — очень узкая, с тем, чтобы можно было ловить рыбу, и пользоваться речным и морским транспортом как основным, с множеством рек. Здесь не было суровых морозов как в России, а климат позволял выращивать рис, продукт, не столь требовательный к приложению труда как пшеница и дающий очень весомый урожай. Кроме того — почти всем крестьянам Аннама была доступна рыба. В сущности — они могли бы жить и развиваться очень быстро, если бы не два обстоятельства: нетерпимость французов, людей, потерявших свою страну и агрессия японцев, с бычьим упорством строящих свою Империю. За Японией, конечно, стояли британцы — это был не первый пес, которого они вскормили, вооружили и бросили на своих врагов.
Знал он и о тех ошибках, которые были допущены. Страна и в самом деле была очень и очень разной, и противостояние шло не только по линии католики — буддисты. Горные племена — воинственные хмонги (хотя хмонги были не единственным племенем, просто самым крупным) жили совсем по-другому, они охотились в джунглях и горах и ненавидели рыбаков и рисоводов с побережья. Неравномерно были распределены по стране и те, кто поддерживал Китай: чем ближе к самому Китаю, тем их было больше. По-хорошему, страну и в самом деле надо было разделить — хотя бы для того, чтобы потом аннамцы, пожив и распробовав разные стили жизни (действительно разные, ибо в Кохинхине жили почти как на Западе), могли сделать осознанный выбор и объединиться ради претворения его в жизнь. Но увы… все аннамские проекты, вполне разумные — на международном уровне встречали бешеное сопротивление со стороны всех заинтересованных сторон, за исключением России и САСШ. Удивительно — но даже Священная Римская Империя, в пику французам заняла пробританскую позицию.
Первой ошибкой было то, что французы заняли позицию католической агрессии вместо того, чтобы стать судьями между очень и очень разными народами, населяющими эту землю. Вторая — и Воронцов это понимал совершенно отчетливо — была эскалация военного противостояния в стране. До середины шестидесятых — помимо французов, основную миссию умиротворения выполняли пятнадцать тысяч зеленых беретов. Эти крепкие, бывалые вояки, в чем-то даже превосходящие отчаянный Иностранный легион работали одновременно военными советниками, миротворцами и спецназовцами. Они налаживали контакты с местными племенами (у всех кстати была местная жена, а у многих и не одна, потому что иначе наладить контакт было невозможно, местные просто этого не понимали), доставляли продовольствие, учили местных пользоваться современными сетями, чтобы ловить больше рыбы (к сожалению, научили пользоваться так же гранатами и электроудочками), привозили невиданные здесь моторы к джонкам, возглавляли боевые отряды местных племен, которые атаковали позиции прокитайских вооруженных формирований — и даже окорачивали французов, когда те становились совсем уж несносными. Кстати, именно французы и занесли сюда троцкизм, местные и близко не знали, что это такое. Но в шестьдесят шестом было принято гибельное решение о полномасштабном развертывании… ходили слухи, что оно было принято под воздействием масштабной дезинформации о грядущем вторжении японцев в Кохинхину. После чего — все пошло наперекосяк. Местные партизаны — получили для себя огромное количество целей. Североамериканцы, в основном призывники — боялись каждого камня и стреляли, куда попало. Была принята идиотская концепция укрепленных деревень… жителей выселяли в специально построенные для них из бетона жилища, которые можно было легко оборонять… правда, прокормиться там было очень сложно. Японцы и китайцы моментально воспользовались промахом — на опустевших местах появлялись партизаны. Самое простое предложение — раздать проправительственно настроенным крестьянам и племенам современное оружие и научить их защищаться самостоятельно — было исключено под бешеным давлением французов: они считали, что в таком случае, больше контролировать местных они не смогут и Империи конец. Беда была в том, что Французской Империи уже пришел конец, просто, они не хотели этого принимать. И дрались за мираж, за воздушный замок, давно унесенный ветром.
Местные крестьяне были совершенно не агрессивны к нему, они искренне интересовались тем, что он говорит, и удивлялись тому, что белый человек хоть плохо, но говорит на их языке, и не боится остаться с ними, в их хижинах. Если бы они могли — они бы заполнили дом старосты до отказа — но правила не давали им это сделать. Поэтому — они собрались у дома старосты, жадно вслушиваясь в каждое слово, доносящееся из-за легко колышащихся занавесок.
Капитан — лейтенант Воронцов отставил пиалу, в которой были остатки рыбного кушанья, пахшего, к сожалению дизелькой, приложил руку к сердцу.
— Кам он. Рат нгон
Это значило: спасибо, очень вкусно. Эти слова знал почти каждый советник — питались то они у местных
— Ту хан пхук…