— Идем? — улыбнулась она Дане. — Я-то думала, что ты давно ушла. Я занималась с отстающими — этого мальчишку Моудрого, наверное, так и не научу твердым гласным. До того тупой! — Она подождала, пока Дана оденется, и продолжала болтать: — Заявись ко мне кто-нибудь на урок и вызови этого Моудрого к доске — мне конец: этот вундер такое ляпнет, хоть стой, хоть падай! — Она помогла Дане натянуть пальто.
— У тебя хорошее настроение! — Дана отметила про себя ее необычную разговорчивость.
— Мою малышку Радку взяли в детский садик!
— Наконец-то!..
— Теперь мама сможет пойти работать. А мне не придется таскать ребенка на другой конец города.
— С сегодняшнего дня? — поинтересовалась Дана, запирая класс.
Эва кивнула и стала рассуждать вслух, что́ они с Радкой смогут теперь себе купить. Ведь больше не придется платить той бабе шесть сотен в месяц за ребенка!
— А он? — спросила Дана об отце Радки.
— Не пишет. Поеду в Прагу, может, в министерстве чего-нибудь добьюсь?
— Возьмешь отгул?
— У меня в среду уроков — всего ничего. Я их потом отработаю.
Эва с Даной осторожно спустились по главной лестнице, еще мокрой после мытья, и вышли на улицу.
Шел мелкий снег.
— Ирена, ты непременно должна его навестить!
— Не поеду. Не хочу его видеть!
— Говорят — его дела плохи!
— Для меня он — чужой человек. Мы разошлись!
Мать была непоколебима.
— Что люди скажут? Что бросила человека, когда ему плохо! Ты этого добиваешься?
— Мы разошлись еще до аварии. И тебе это известно, мама!
— Неужели ты считаешь, что из-за одной ссоры?..
— Это не ссора, мама!
— Тем не менее, Ирена, ты должна поехать!
С того момента когда Мирек пренебрег обязательными для всех водителей правилами преимущества, уже прошла неделя. Мать не прекращала одних и тех же разговоров. «Должна, обязана, что скажут люди?» К ним приезжали родители Мирека, печальные, преисполненные опасениями за жизнь сына. Ирена успела скрыться в задней комнате. Но и через закрытые двери она услыхала достаточно, чтобы иметь представление о его состоянии. Состояние Мирека было, несомненно, тяжелое, переломы — сложные. Но все это не могло искупить измены. Ночь, проведенная в за́мке, была, безусловно, не первая. И вполне вероятно — не последняя.
Потому-то Ирена упорно отказывалась навестить Мирека. Пока с ней не поговорил отец. Он нашел Ирену в своей мастерской, где та готовила колышки для субботней пионерской игры. Ирена обещала Иване, что наметит маршрут, поставит на контрольные пункты старших ребят, а сама с группой хронометристов и несколькими родителями-энтузиастами будет стоять на финише. Заметив, как неловко дочь обтачивает острие колышка, отец отодвинул ее от верстака и взялся за рубанок. Теперь она уже во все глаза смотрела на его ловкие руки. Палки сразу превратились в колышки, словно выточенные на токарном станке.
— Поезжай к Миреку, — сказал вдруг отец, не прерывая работы.
В мастерской пахло свежераспиленными сосновыми досками. В детстве Ирена часто сидела здесь и ждала, пока отец выключит электрическую пилу и она сможет выбрать из опилок чурбачки и тонкие дощечки и соорудить из них кроватку, столик, шкаф — целое приданое для своей куклы.
Ирена хотела возразить, но отец назидательно поднял рашпиль, которым обрабатывал колышек.
— Человек и животному поможет подняться, если оно упадет. Не бери грех на душу: могла помочь, но не помогла. Хотя, как ты заявила маме, он тебе и чужой человек.
Ирена скрепя сердце согласилась. В воскресенье пополудни за ней заехали на машине родители Мирека. Одно место на заднем сиденье было свободно. Рядом лежали букет гвоздики в шуршащей бумаге, пирожные со взбитыми сливками и какие-то книжки.
Отец Мирека перед каждым перекрестком убирал газ и сбавлял скорость. Язык его жены работал без устали, словно циркулярная пила. Через минуту Ирена уже не пыталась уловить ход ее мыслей.
В больнице они встретились с Камилом и еще тремя ребятами из ансамбля. Разувшись, в одних носках, они стояли возле двери двести одиннадцатой палаты и смущенно поздоровались, пожав по очереди руки вновь прибывшим.
В светлой комнате стояла одна койка.
На ней лежал Мирек.
Мучительная сцена поцелуев. Ребята один за другим пожали ему ту руку, что была без гипса, и деликатно выстроились рядком вдоль стены. Сесть было некуда. Мать придвинула к изножию постели единственный имеющийся в палате стул. И опять слова, опять слова…
Ирена стояла, прижавшись спиной к двери, и смотрела на больного.
Войдя, она лишь бросила ему издали: «Привет!»
Узнать Мирека было трудно, голова плотно забинтована, широкая повязка перекрывает глаз, левая рука и нога — в гипсе. Откуда же он ехал? Считается — рабочая травма. Но ведь он мог ехать на служебной машине и к той девице из замка.
— Ну, мы пошли! — стал прощаться Камил, и ребята опять по очереди пожали товарищу здоровую руку. При родителях и при Ирене говорить с ним было решительно не о чем. Ребята простились с ними тоже. Когда они уже были в коридоре, мать Мирека вдруг вспомнила, что собиралась купить лимонада. Схватив полотняную сумку, она выскочила из палаты, отец — за ней.