Дама в автомобиле, с ружьем и в очках

Да, так оно и есть, бесспорно. Ее не оставляло ощущение, что сама она тоже слегка жульничает, она никак не могла выбросить из памяти морщинистое лицо и злобный взгляд той старухи, сидевшей на длинной улице, залитой солнцем, но и это было чистым недоразумением, просто совпадением. Она встала на колени на сиденье и дотянулась до черного чемодана на заднем сиденье, достала оттуда белый свитер, купленный в Фонтенбло. Очень мягкий, от него пахло новой вещью, и это ее успокоило. Она выключила свет в салоне, чтобы поддеть свитер под жакет, снова включила, поправила высокий ворот, смотрясь в зеркало заднего вида. Каждое движение, требующее от нее усилия, поскольку правой рукой она действовала неумело, отдаляли ее от старухи, от станции обслуживания, от ужасного завершения этого дня. Да, это она, Дани Лонго, красивая блондинка, она едет в Монте-Карло в костюме, который требует стирки, но сохнет за два часа, и к тому же у нее разыгрался зверский аппетит. До Шалона, как показывал дорожный указатель при выезде из Сольё, восемьдесят пять километров. Она не будет гнать, дорога очень извилистая и идет на подъем, она доберется туда не раньше, чем часа через полтора, а то и больше. Но перед ней шли другие машины, их задние огни вели ее на поворотах, и теперь она могла ехать, не останавливаясь. Не успела она обрадоваться этому, как пришлось затормозить, и у нее упало сердце. Сначала слева на перекрестке с шоссе, ведущего в Дижон, она увидела два огромных громоздких силуэта возле деревьев, растущих вдоль дороги, – мотоциклисты. Когда она проезжала мимо, она даже не заметила, были ли они в форме. А вдруг это полицейские, которые едут за ней по пятам? Проехав метров двести, она увидела в зеркало, как один из них стремительно выехал на шоссе и с грохотом понесся следом. Он все увеличивался в размерах, теперь она уже могла различить шлем и огромные защитные очки, он был похож не на человека, а на неумолимого робота. Она говорила себе: «Это невозможно. Он гонится не за мной, сейчас обгонит и поедет дальше». Он действительно обогнал ее, мотор у него грохотал, работая на полную мощность, потом снизил скорость, повернулся и поднял руку. Она остановилась на обочине в двадцати метрах от него, он слез с мотоцикла, снял краги, медленно, подчеркнуто медленно приблизился в свете фар, словно стараясь окончательно добить ее. Все закончилось, не успев начаться. Стало известно о пропаже «Тандербёрда», у них уже есть все сведения о ней – имя, описание внешности, всё. Но в то же время, хотя до этого она разговаривала с полицейскими, только когда ей нужно было спросить в Париже дорогу, у нее возникло странное ощущение, будто уже когда-то она переживала подобное, будто она мысленно видела эту сцену во всех подробностях, а теперь та повторялась, но только наяву. Подойдя к ней, мотоциклист сначала повернул голову в сторону машин, с ревом проносившихся мимо них в темноте, потом вздохнул, поднял свои огромные очки и закрепил их на шлеме, тяжело облокотился на дверцу машины и произнес:

– Что, изволим прогуливаться, мадемуазель Лонго?

Он был человеком с принципами, и звали его Туссен Нарди. У него была жена и трое детей, а вдобавок – определенная меткость в стрельбе из пистолета, культ Наполеона, служебная четырехкомнатная квартира с горячей водой и мусоропроводом, сбережения на счете в Банке почтового ведомства, безграничное терпение, когда приходилось искать в книгах те сведения, которые он не успел добыть в школе, и надежда стать дедушкой и офицером полиции в каком-нибудь солнечном городке. Он слыл человеком, которого лучше не гладить против шерсти, но при этом славным малым, насколько это применимо к жандарму. Он радовался тому, что за все пятнадцать лет службы ему удалось продемонстрировать свою меткость только на учебных мишенях да глиняных трубках на ярмарках. Ему также не пришлось – ни в полицейской форме, ни в штатском – поднять на кого-то руку, если не считать нескольких оплеух, которые он влепил старшему тринадцатилетнему сынку, который отпустил себе шевелюру, как у «Битлз», прогуливал математику и, если вовремя не вмешаться, мог плохо кончить. Короче говоря, единственное, о чем он заботился – помимо того, чтобы не вляпаться в какую-либо неприятную историю, – это содержать в исправности свой мотоцикл. Во-первых, так предписывалось служебной дисциплиной, а во-вторых, если тот откажет, можно и недотянуть до старости.

Когда он увидел проезжавший по перекрестку автомагистралей номер 6 и 77-бис белый «Тандербёрд» с черным верхом, он как раз обсуждал мотоциклы с коллегой Раппаром. Его он жаловал больше, чем остальных, – они были соседями по этажу, ну, и сынок у него тоже давал прикурить. Когда дежуришь днем – не до разговоров. Зато ночью всегда находятся три приемлемые темы: глупость шефа, несовершенство собственных жен и легкомыслие всех остальных женщин.