Дама в автомобиле, с ружьем и в очках

Нарди сразу же узнал «Тандербёрд». Машина шла довольно медленно, и он сумел прочитать номер – 3210 RX 75. Легко запомнить, похоже на обратный отсчет при запуске ракет. Последние два часа у него было смутное предчувствие, что она ему еще встретится. Это трудно объяснить. Он только сказал Раппару: «Иди посмотри, что там творится на 80-й, увидимся здесь» – и уже сидел на своем мотоцикле, оставалось только чуть приподнять его и резко нажать на педаль газа. Он пропустил грузовичок, резко подал вправо, чтобы, разогнавшись, развернуться. Через три секунды задние огни кабриолета уже маячили у него перед глазами – огромные, ослепительные огни, они могут развить на всю жизнь комплекс неполноценности у жандарма, и без того доведенного до белого каления этими бесконечными штрафами.

Ему не было видно, кто за рулем. Когда он обгонял машину, то заметил повязку на левой руке и понял, что это она. Когда он попросил ее остановиться, то не мог вспомнить ее имя, которое прочитал вместе с датой рождения и всем остальным, хотя у него была отличная память на имена. Оно всплыло, когда он шел к машине: Лонго.

Она выглядела как-то иначе, чем утром, но он не мог понять, чем именно, а главное, она смотрела на него, не узнавая. Потом понял: утром на ней не было этого свитера с высоким воротом, тоже белого, под цвет костюма, он как бы округлял лицо, подчеркивая загар. Но при этом она была так же взволнована, так же с неохотой цедила слова, и у него снова создалось впечатление, что перед ним человек, который в чем-то виноват.

Но в чем именно? Он остановил ее на рассвете неподалеку от Сольё на дороге в Авалон из-за неисправного заднего фонаря. Он заканчивал дежурство и за ночь успел отловить немало придурков, которые пересекали желтые линии, обгоняли на подъеме и ни в грош не ставили жизни всех остальных, но на сегодня был явный перебор, поэтому он только сказал ей: «У вас задние огни не горят, почините, до свидания, и следите за этим». Даже женщина, пусть и весьма эмоциональная, не должна была до такой степени испугаться лишь потому, что усталый жандарм велит ей починить фары на машине.

И только потом, когда ему показалось, что она ведет себя очень странно, и он попросил ее предъявить документы, он обратил внимание, что у нее перебинтована левая рука. И все время, пока он изучал ее права – выданные в восемнадцать лет на севере, место жительства – монастырский приют, – он чувствовал, что хотя она сидит неподвижно и молчит, но нервничает все сильнее и может дойти до такого предела, что ситуация станет небезопасной.

Да, это необъяснимо, он не мог бы определить это ощущение, несмотря на все проклятые учебники по психологии, которые он долбил, готовясь к экзаменам, но он очень ясно чувствовал, что ему грозит опасность. Вот, например, она сорвется и выхватит пистолет из бардачка, тогда он примкнет к тем, кто погиб при исполнении служебного долга. И вообще, он случайно оказался один, поскольку разрешил Раппару смыться пораньше – успеть на обед по случаю крестин племянницы. Так что, если что, есть к чему прицепиться.

Документы вроде в порядке. Он спросил, куда она едет: в Париж. Кем работает: секретарша в рекламном агентстве. Откуда едет: ночевала в отеле в Шалоне. В каком отеле: «Ренессанс». Она отвечала без видимых колебаний, но каким-то неуверенным, еле слышным голосом. В предрассветном полумраке он плохо различал ее лицо. Ему бы хотелось, чтобы она сняла очки, но нельзя требовать это, особенно у женщины, разве что если хочешь прикинуться эдаким крутым копом из телесериалов про полицейских. Нарди не любил выглядеть смешным.

Машина принадлежала рекламному агентству, в котором она служила. Она продиктовала ему номер телефона своего начальника, можете проверить – ей часто доверяют водить эту машину. Она дрожала. Ему не поступало никаких сведений об угнанном «Тандербёрде», и если он без всякой причины доведет ее до белого каления, то рискует нажить себе неприятности. И он отпустил ее. Позже он об этом пожалел. Ему следовало убедиться, что при ней нет оружия. Интересно, а почему все-таки ему закралась эта мысль? Именно это и беспокоило его больше всего.

Теперь он вообще ничего не понимал. Перед ним сидела та же растерянная, испуганная девушка, что и утром, но что-то изменилось, можно сказать, исчезла агрессивность, которую он в ней тогда ощущал, или, скорее, какое-то отчаяние, нет, тоже неверно, он никак не мог подобрать нужного слова, – казалось, что на рассвете она легко могла перейти какую-то грань, а теперь уже ее переступила. Было очевидно, что если раньше в машине и было спрятано какое-то оружие, то сейчас его там больше нет.

На самом деле, поспав немного, Нарди чувствовал, что вел себя довольно нелепо, когда вспоминал девушку в «Тандербёрде». И Раппара он с собой не взял, снова увидев ее, опасался показаться еще более нелепым.

– Похоже, мадемуазель Лонго, что и вы, и я, оба должны работать по ночам. Вам не кажется?

Ей ничего не казалось. Она даже не узнавала его.