Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому

Такая психологическая конфигурация предопределяла сближение клиента с публичной женщиной, а затем интимные услуги обрастали целой сетью разговоров, бесед (в том числе интеллектуальных), посещений, чаепитий: Тереза несколько раз упоминает, что ждет милого «на чай» с «конфектами» (письмо № 10). Аффективный обмен предполагал двусторонность и множественность ролей (не только любовники, но и близкие – подобно отцу или матери, брату и сестре, мужу и жене), поэтому, повторимся, Грюнвальд и в меньшей степени Телье платили Добролюбову не только телом, но и мелкими услугами – организацией стирки и штопаньем белья, заботой, ласками, эмоциональной привязанностью (в конце концов, в случае Грюнвальд это могла быть и любовь – что бы ни подразумевалось под этим понятием), наконец, благодарностью за доверие и «выкуп». Скорее всего, такие двусторонность и взаимность были асимметричными, т. е. не предполагали одинаковых чувств и аффектов с обеих сторон, но это была широко распространенная жизненная ситуация, когда забота позволяла создать эффект взаимности хрупких отношений.

Одним из ярких проявлений асимметричности аффективного обмена может служить степень свободы в выборе тона и регистра переписки. Бросается в глаза часто заискивающий и нежный тон Грюнвальд и Телье в их письмах к Добролюбову: они редко могли позволять себе упреки, обиды, критику, в то время как их адресат, судя по их реакции, очень часто позволял себе именно это. Конечно, он был гораздо более свободен в выборе тактики и стиля письма, поскольку был социально и финансово независим, в отличие от женщин, которые буквально зависели от него. Именно поэтому многие письма Грюнвальд реактивны и доносят до нас голос мужчины, с которым она все время ведет сложную в тактическом плане полемику – успокаивает его, пытается переубедить в чем-либо, развеять его подозрения относительно своей неверности, оправдывается. Вот характерные примеры:

Посылаю тебе письмо, т. е. ответ на твое 12го числа письмо, только ты, Количка, не сердись на меня. Я бы его не послала, но мне думается, что ты бы хотел знать, что я тебе ответила. Особенно на твой вопрос, сколько мне нужно денег, чтобы оставить в покое. Ай, ай, Количька, как же [ты] мог это писать. И еще чтобы я отдала твой потрет. Милочка, разве ты не знаешь, что я скорее отдам свою глупую голову, нежели твой потрет, но довольно об этом. Я тебе, милочка, с радостию прощаю, но только и ты меня прости за ответ и за это письмо (№ 1, с. 91).

Добрый мой Количка, ты опять меня не понял. Ты пишешь, что я тебе подозреваю. Зачем мне это делать. Ведь я тебе писала, что делай, что хочешь, только пиши мне все, как будто ты пишешь своему товари[щу]. Не думай, что я буду огорчаться или скучать. Напротив, я буду ценить и любить еще больше тебя, впрочем, больше любить невозможно. Только для того, мой добрый, дорогой дружочик, я и уехала, чтобы дать тебе вволю и спокойствие, и чтобы ты не тяготился мной (письмо № 23, с. 130).

Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя, милый, добрый друг. Если я тебе опять буду уверять, что люблю тебя, то ты назовешь опять пустыми словами и не поверишь мне. А лучше всего чем-нибудь доказать тебе, как сильно и горячо я тебе люблю. Может быть, время настанет скоро, тогда ты увидишь, правду ли твоя Тереза тебе говорила. Одним я тебе доказала. Ты и этому не поверил мне (письмо № 4, с. 100).