Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века

Гликль с ее «Притчей о птицах» должна была понравиться эта история о том, как распространилось по свету хитроумие; возможно, она бы даже предложила собственный вариант. Мари Воплощения, которую раздражали индейские мифы о сотворении мира с их ондатрами и черепахами, едва ли сочла бы Ананси помощником в нравоучительных беседах. Мария Сибилла Мериан, коль скоро ее интересовало сопоставление культур («Батат… можно варить, как морковь, по вкусу он напоминает каштаны… только нежнее»)[719], отметила бы, что использование растений в магических целях америндами и африканцами похоже на знахарское траволечение, принятое в сельских местностях Германии; что артроподы играли определенную роль (хотя и не сопоставимую с ролью Ананси) также в баснях Эзопа; что сказка «О том, как Ананси оседлал Тигра», имеет некоторые аналогии с перевертышем из старинной европейской легенды о том, как Филлида каталась верхом на Аристотеле[720]. Но она обнаружила бы и серьезные различия между обрядами инициации у карибов и в Европе.

Нам неизвестно, что на самом деле знала Мария Сибилла Мериан про карибские и африканские обряды. Возможно, ее индианка поведала ей о магических свойствах растений, а негритянка — о священном статусе некоторых змей (как они рассказывали о растениях, вызывающих аборт), но Мериан решила не вносить эти сведения в «Метаморфоз». Мы не можем проверить ее в отношении случаев, с которыми лучше знакомы другие европейцы, поскольку она не находила (по крайней мере, не описывала) гусениц на хлопчатом дереве, а красивая змея, притаившаяся под жасминовой изгородью на рисунке № 46, — не удав. Однако не исключено, что Мериан просто боялась, как бы сообщения о колдовских чарах не подорвали ее авторитет естествоведа женского пола. Вероятно, тут был предел, который она посчитала нужным поставить себе.

Тем не менее дух Ананси, пусть косвенно, присутствует в «Метаморфозе» (как индейские взгляды и сюжеты проникли в письма Мари Гюйар). Давайте вернемся к гигантским паукам и колибри с таблицы № 18, к этой удивительной картинке, которая вызвала в Европе много подражаний и подсказала Линнею название для данного вида пауков: Aranea avicularia, «птичий паук»[721]. «Если им не попадается муравьев, — пишет Мария Сибилла, — они похищают из гнезд небольших птиц и высасывают их кровь». Далее она уточнила, что этими птицами были колибри, вообще-то «составляющие в Суринаме пищу священников, которым (так мне сказали) запрещено есть что-либо другое».

Что у шаманов существовало табу на пищу, особенно на мясо, это точно[722], но видела ли Мериан своими глазами волосатого тарантула, сосущего кровь колибри, неизвестно. Если она наблюдала это сама, откуда взялись в гнезде колибри четыре яйца вместо положенных двух?[723] Знаменитый естествоиспытатель XIX в. Генри Уолтер Бейтс действительно наблюдал на притоке Амазонки, как Mygale avicularia (такое название пауки получили в его время) убивает вьюрка, однако заметил, что это обстоятельство явилось «полнейшей новостью» для бразильских туземцев. Современные специалисты по тропической биологии утверждают, что, хотя подобная атака возможна, она представляет исключение: птицы не являются основной или даже привычной альтернативной добычей «птичьего паука»[724]. Следовательно, Мериан знала об изображенном ею эпизоде понаслышке, причем услышала она о нем от рассказчика про Ананси. Независимо от того, сколько естественно-исторической правды присутствует в тексте и на картинке, здесь явно кормится Ананси, причем кормится самой лучшей пищей — пищей шамана.

«Ей шестьдесят два года, но она еще очень активна, много работает… изысканно любезная женщина». Такую запись сделал в 1711 г. юный ученый из родного города Мериан после того, как посетил художницу-естествоведа и купил несколько ее книг и акварелей. Она приобрела международную известность, стала одной из достопримечательностей Амстердама, человеком, с которым необходимо было познакомиться, как необходимо было побывать на анатомических лекциях Фредерика Рёйса, посмотреть коллекцию Николаса Витсена и полюбоваться огромными картами в городской ратуше. Когда в Амстердаме был Петр Великий, его лейб-медик заглянул на Керкстраат и приобрел для царя некоторые картины Мериан[725]. Хотя подписок, собранных на книгу о Суринаме в Германии и Англии, не хватило для ее издания на этих языках (во всяком случае, при жизни автора), «Метаморфоз» широко читали в кругу натуралистов. Примерно в 1714 г. Мария Сибилла выпустила голландский перевод своей двухтомной «Книги о гусеницах», использовав старые гравюры на меди и дополнив книгу более поздними наблюдениями, но одновременно сократив текст и сделав его менее личностным. «Очень способная девушка из семьи нюрнбергской знати» исчезла вместе со своим садом и многими другими лирическими пассажами[726].