Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века

Если Мария Сибилла Мериан читала «Оруноко» (в английском оригинале или в переводе на немецкий, опубликованном в Гамбурге в 1709 г.)[700], ее могла позабавить или даже раздражить «путаница» Афры Бен в области естественной истории: в индейской деревне Бен и ее спутников угощают неправдоподобным бизоном с вполне вероятным обилием перца[701], а суринамский климат изображен в виде «нескончаемой Весны», в которой не находится места ни мучительной жаре, ни опасным насекомым. Тем не менее английская писательница могла прийтись по душе голландско-немецкой художнице-энтомологу. Обе некоторое время владели рабами и пользовались их трудом (чего не скрывали в своих публикациях)[702]. Обе извлекали пользу из экзотических предметов колониальной торговли (Мериан — из образцов растений и насекомых, Бен — из перьев и бабочек, которые дарила в Англии королевскому театру и королевским коллекциям). Обеих задело за живое то, что они видели и слышали на суринамских плантациях, хотя ни та ни другая не подвергали сомнению право англичан и голландцев на колонии в тамошних краях.

И все-таки они по-разному подошли к своему предмету. Бен оформила историю Оруноко в Африке и Суринаме как героический роман, который бы понравился европейцам[703], хотя она описывает изуверства невольничьей жизни и предоставляет Оруноко возможность самому разоблачать их. Мериан же записала некоторые конкретные обычаи женщин (и вольных америндов, и краснокожих и черных рабов), даже с сочувствием рассказала об аборте в виде средства сопротивления — этот неудобный факт не должен был прийтись по нраву европейцам.

Нам ничего не известно о судьбе двух других женщин: карибской или аравакской индианки, которую Мария Сибилла Мериан привезла с собой в Амстердам (и которую скорее всего держала не как рабыню, а как служанку)[704], и негритянки, которая нашла для Мериан личинку, взбирающуюся по стеблю «содомского яблока»[705]. Что касается их отклика на «Оруноко», индианка, возможно, нашла бы много странностей в изображении визита к индейцам англичан — начиная с того, что Бен умалчивает об угощении выращенным женщинами маниоком, и кончая тем, как она разделывается с шаманом, называя его простым обманщиком. Африканка же скорее всего сочла бы правдоподобным побег рабов по наущению великого вождя. Примерно так и происходил Первый Побег — по рассказам самих маронов, хотя не без содействия какого-нибудь оби (духа-помощника), о котором Оруноко, однако, не упоминает (возможно, поэтому его и поймали)[706]. Еще африканка наверняка сделала бы Имойнду более активной, а остальных невольниц — более решительными и смелыми. Ведь она бы вспомнила о побеге с Плантации Провидения (1693 г.) под руководством матушки Каала, чей оби общался с духами воды[707].

А как бы индианка и негритянка отозвались о «Метаморфозе», созданию которого они, по сути дела, способствовали? Прежде всего, они, возможно, захотели бы увидеть в книге если не свои имена, то по крайней мере названия племен (а может быть, то и другое вместе); между прочим, Мари Воплощения всегда упоминала квебекских америндов, чьи жизни и речи она отражала в своих письмах. Мериан же указала двух естествоиспытателей, а также двух плантаторов, в чьих владениях она наблюдала некоторых насекомых, но о своих помощниках-неевропейцах говорит просто «черная рабыня» (а не Якоба, Вамба, Тара, Вора или Гритье, если взять для примера несколько имен из списка вновь прибывших в Парамарибо за 1699 г.)[708] или просто «индейцы» (без указания того, были ли это карибы, араваки, варрау, тайроны, акаваи или вайяны).

В более широком плане америндскую женщину могло удивить, что, рассказывая своим сородичам о растениях и насекомых, автор «Метаморфоза» умалчивает об их применении (по терминологии европейцев) в магических и ритуальных целях. Для Peii, или шамана («священника», как называет его Мериан), табак ассоциировался с могучими духами, которых он вызывал через жеванье и куренье табака для обряда собственного очищения и для исцеления больных; ему были также ведомы другие важные растения. Возможно, карибская женщина не знала его секретов, к тому же шаман проделывал основную часть работы не с помощью растений, а высасывая вредные соки из тела больного, впадая в экстаз и тряся кубышкой из горлянки[709]. Однако всем карибам были известны растения, которые могли наряду с заклинаниями защитить от грозных духов природы или способствовали хорошей охоте, посадке маниока и семейной жизни[710].