Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века

Мария Сибилла также обрела неофициальный титул, узаконивавший ее аномальное положение: художницу стали называть «юффрау Мериан» («барышня Мериан») — так обычно обращались к молодой незамужней женщине, но в некоторых случаях это было уважительное обращение к живущей самостоятельно даме зрелого возраста. Отзыв ее юного франкфуртского гостя свидетельствует о том, что она по-прежнему с горечью вспоминала свое замужество и скрывала правду о разводе и годах, проведенных в лабадистской общине. Ее жизнь с Граффом была «скверной и несчастной» (übel und kümmerlich) — такое впечатление создалось у Уффенбаха. «После смерти мужа она переехала в Голландию», что явно неверно[727]. Видимо, Мария Сибилла передала дочерям — за счет их отца — ощущение того, что они в первую очередь Мерианы, а не Граффы. Около 1715 г., когда умер муж Доротеи Марии, Филип Хендрикс, та взяла себе на время не отцовскую фамилию, а девичью фамилию матери[728].

Отношения Марии Сибиллы с Доротеей Марией и Йоханной Хеленой полны загадок — хотя бы потому, что мы (в отличие от случаев с Гликль и Мари Гюйар) не располагаем ни автобиографией, ни материнскими письмами к детям. Впрочем, сохранились письма, в которых Мериан касается дочерей, а также тексты, в которых они говорят о матери. Одно время Мария Сибилла, кажется, воспринимала себя как главу довольно большой семьи, усилия которой она объединяла: в 1702 г. Филип Хендрикс должен был поставлять ей из Ост-Индии экземпляры всякой живности, которые она собиралась продавать, а в 1712 г. то же самое ожидалось от Йоханны Хелены из Суринама; в 1703 г. одна из дочерей, вероятно Доротея Мария, должна была помогать в переводе на английский «Метаморфоза», и, как мы знаем, Доротея же рисовала вместе с матерью в Суринаме[729]. Но Мериан, упоминавшая в «Метаморфозе» своих африканских и америндских информантов, а также помощников-рабов, даже не заикается о собственных дочерях. Потому ли, что считает их естественным продолжением себя? Или потому, что признание в научном труде сотрудничества мужа и жены было приемлемым (и признавалось, в частности, в «Книге о гусеницах»), а сотрудничество матери и дочерей могло показаться недостаточно солидным?

Как бы то ни было, ее дочери поступили иначе — в третьем томе «Книги о гусеницах», подготовленном Марией Сибиллой из неопубликованных материалов по европейским насекомым, но вышедшем из печати сразу после смерти Мериан в 1717 г. Это уж точно было семейное предприятие: на титульном листе стояло имя издателя — «Доротея Мария Хенрици [sic вместо «Хендрикс»], младшая дочь» покойной Мериан, а в тексте было обещано приложение о насекомых Суринама, «которых изучала живущая там в настоящее время дочь Йоханна Хелена Херолт». Господь взял к себе их мать, сказано в предисловии Доротеи, и теперь эта столь энергичная женщина может отдохнуть. Если бы не двухлетняя болезнь Марии Сибиллы, книга вышла бы раньше; Доротея закончила материнский труд на благо всех любителей насекомых[730]. В некоторых экземплярах «Книги о гусеницах» был помещен вплетенный между страниц поздний портрет Марии Сибиллы, в котором опять-таки подчеркнуто ее происхождение. Художница указывает рукой на растение с устроившимися там куколкой и гусеницей, а вверху картины, на видном месте, прикреплен герб Мерианов[731].

Материнская тяга к приключениям передалась и дочерям. Йоханна Хелена в 1711 г. (или ранее) уехала в Суринам. Ее муж, Якоб Херолт, был одним из смотрителей Парамарибского приюта и опекуном имущества его сирот, а Йоханна собирала образцы земноводных, рыб и насекомых, которые она надеялась выгодно продать в Европе, изучала насекомых и растения и зарисовывала их[732]. Ее рисунки, обещанные, но так и не появившиеся в «Книге о гусеницах», очевидно, были опубликованы анонимно в посмертных изданиях работ Мериан (снова семейное предприятие). Возможно, Йоханна Хелена и Якоб Хендрик Херолт остались в Суринаме до конца своих дней[733]. Тем временем осенью 1717 г. Доротея Мария отбыла в Санкт-Петербург в качестве второй жены швейцарского художника Георга Гзеля (который ранее вместе с двумя дочерьми квартировал в доме Мериан на Керкстраат). Она преподавала с ним в недавно организованных художественных классах Петровой Академии наук, а также писала цветы и птиц для царской Кунсткамеры. Перед отъездом из Нидерландов Доротея продала все картины, гравюры и тексты к материнским книгам о насекомых Суринама и Европы амстердамскому издателю Йоханнесу Оостервейку[734].