От центров власти и иерархических структур нельзя отделиться полностью. Мишель Фуко проявил замечательное понимание локуса власти в XVII в., заявив, что ее следует понимать не столько как «всеобщую систему господства, осуществляемую одним элементом (или группой) над другим», сколько как «множественность отношений силы», неизменно присутствующих в обществе[742]
. Гликль бас Иуда Лейб, Мари Гюйар дель Энкарнасьон и Мария Сибилла Мериан тоже несли с собой властные отношения. В случае с Гликль мы рассматривали ее отношения с неевреями; у всех трех женщин мы рассматривали их взаимодействие, реальное или воображаемое, с неевропейцами. Гликль вложила много сил в создание некоего ограниченного пространства, своеобразного литературногоИ Мари Воплощения, и Мария Сибилла Мериан обнаружили, что маргинальная позиция втягивает их в реальные властные отношения с неевропейскими народами: Мари испытала это как наставница индейцев и индианок, Мария Сибилла — как владелица негритянских, карибских и аравакских рабов. Опираясь на свой женский опыт (в том числе на разговоры с туземками), а также на свои профессиональные установки — миссионерскую увлеченность одной и научный подход другой, — они выработали собственное представление о неевропейцах, которое смягчало европейские претензии на превосходство, лелеемые их современниками-мужчинами: у Мари Гюйар это вылилось в экстравагантный универсализм, у Марии Сибиллы — в смешение туземной и научной классификаций в ее трудах по энтомологии.
Некоторые исторические взгляды могли бы подтолкнуть нас к поискам лежащего в основе трех подходов единого набора правил для познания или отображения действительности, а если бы найти таковой не удалось — к распределению их по шкале от «старого» к «новому» или, скажем, от более жизнеспособных к менее долговечным. Однако вместо подобных манипуляций лучше признать синхронность и совместимость трех моделей. Сосуществование разнящихся моделей демонстрирует нам гибкость, сложность и состязательность европейских культур. Оно также оставляет пространство для неевропейского взгляда в ответ на взгляд европейца: мы не зря разбирали гипотетический отклик Хионреа и Утирджиш на Мари дель Энкарнасьон, а карибских, аравакских и негритянских женщин на Мериан.
Порядок изложения материала в данной книге — от Гликль бас Иуда Лейб через Мари Воплощения к Марии Сибилле Мериан — отличается от чисто хронологического: уроженка Тура по крайней мере на поколение предшествовала своим современницам из Гамбурга и Франкфурта. Мне хотелось остановиться на способах еврейского существования в непростых условиях Европы, прежде чем перейти к парадоксам жизни христиан, которые пересекли Атлантику и окунулись в сложные отношения с америндами и африканцами. Такой порядок анализа, однако, не должен наводить на мысль о Прогрессе Женщины, о том, что один способ существования превосходит другие, как, по мнению христиан, церковь превосходит синагогу, а Христов завет — Моисеев. Каждая из этих жизней выступает в виде примера, со своими достоинствами, начинаниями и ошибками, во всех трех присутствуют типичные для Европы XVII в. мотивы печали, повышенного сознания своей индивидуальности, любознательности, эсхатологической надежды, размышлений о присутствии Бога в мире и Его Промысле. Я не отдаю предпочтение ни одной из этих женщин.