Дамы тайного цирка

– Мы не можем. – Я на мгновение задумалась о своём ответе и о том, насколько он неполон, и решила подойти к делу иначе. – Хэдли сказала, что вы можете нарисовать точную копию руки или ноги, но этого не делаете. Это правда?

Он улыбнулся.

– У меня есть навык писать точные копии. Я могу создать вам картину в точности в манере Огюста Маршана, если это вам больше нравится.

Хотя я никогда не видела картин Огюста Маршана, я вроде бы поняла, что он имел в виду.

– Как и вы, я вижу мир иначе, но я не могу это обсуждать, поскольку вы не поймёте, как я его вижу.

– В таком случае вы сюрреалистка. Ваш разум непостижим?

Я обдумала его вопрос.

– Не целиком, но да. То, что я делаю, непостижимо и загадочно, оно мало чем отличается от вашего искусства.

Сказав это, я поняла, что это ложь. Мы не создавали искусство – хотя многие обвиняли нас в том, что мы артисты перформанса, как Кики или Бриктоп с их песнями и танцами, или иллюзионисты, злоупотребляющие сложными фокусами, как ярмарочные гадалки или гипнотизёры.

Выступающие в Тайном Цирке, конечно, были гораздо большим, но я не могла – и не стала бы – рассказывать, кто мы на самом деле.

Мы оба потянулись за последним кусочком хлеба, и наши пальцы случайно столкнулись. Я вдруг увидела совсем близко его глаза, тускло-зелёные, как воды Сены, когда несколько недель не было дождя. Я застыла. Спустя мгновение он настоял, чтобы последний кусочек хлеба достался мне.

Под утро я сказала Эмилю, что могу добраться домой сама. Несмотря на всю близость между нами, после вечера с ним я ощущала, что обречена на вечное одиночество. Таксист отвёз меня обратно к пустырю.

– Вы уверены? – переспросил водитель озадаченно; они всегда удивляются, когда мы просим высадить нас в каком-нибудь заброшенном месте. – В этой части города небезопасно.

– Всё в порядке, – ответила я и подождала, пока такси уедет.

Я стояла на краю Булонского леса. Гуляющий среди деревьев ветерок приятно овевал мою кожу, я закрыла глаза и подумала о входе в цирк. Сперва появилась дверь – и два огромных каменных коня, охранявших её, затем наконец возникло само круглое здание. Я немного подождала, пока всё это соберётся воедино, шагнула внутрь, и двери цирка захлопнулись за моей спиной.

11 мая 1925 года

Этим утром мы с Сильви пошли на рынок на улице Муфтар. Я увидела Эмиля Жиру у прилавка с помидорами, и у меня радостно заколотилось сердце. При свете дня он выглядел иначе – или, возможно, я неверно запечатлела его образ в своей голове. Но моё сердце едва не выпрыгивало из груди, и я поняла, что не могу подобрать слова.

Эмиль заметил меня и улыбнулся, продолжая послеживать за прилавком.

– Итак, вы можете появляться при дневном свете.

– Дракула? – Это замечание меня задело. Неужели он сравнивал меня с неживым графом Брэма Стокера? Я подумала, что это на самом деле значительно ближе к правде, чем он мог знать.

– Я скорее думал о Золушке.

Я покраснела и опустила взгляд на свои туфли.

– Пикассо на днях был в таком плачевном состоянии из-за вашей сестры.

– Да, правда? – Я притворилась изумлённой. Художники вечно появлялись по последнему известному адресу Тайного Цирка, ожидая, что он ещё там, размахивая чистыми холстами и утверждая, что это колдовство. Но к тому моменту мы уже переезжали в другую часть города: или к северу от Сен-Дени, или уютно расположившись среди деревьев, или на рю Реомюр.

Эмиль вручил мне яблоко, и я заметила на его руках пятна бирюзовой и коричневой краски. Укусив яблоко, я почувствовала, как по подбородку бежит капелька сока, и тут же вытерла лицо.

– После того как я увидел вас, Сесиль Кабо, я понял – для меня с пейзажами покончено.

Может, поэтому у него был такой обветренный вид – если он писал холмы, лаванду и подсолнухи. Я собралась было ответить ему, когда Сильви подошла показать мне кое-что: утренний номер «Ле Фигаро».

– Взгляни. – Она указала на страницу. – Репортёр Жак Мурье написал о тебе целую статью.

– Обо мне?

Эмиль бегло просмотрел статью.

– Я знаю Жака, – сказал он. – Его слово имеет вес.

Сильви прочла и коротко подытожила:

– Он никогда прежде не видел большего артистизма, чем в тебе – когда ты плавно взлетаешь в воздух и скользишь вниз по канату, как шёлковая змея. – Она подняла бровь.

– Это можно считать комплиментом, – сказал Эмиль, его голос от удовольствия звучал почти музыкально.

– А кошки там упоминаются? – Я боялась взглянуть на статью.

– Одна строчка в самом конце. Говорит, они прелестны, но кошки есть в любом цирке. – Голос Сильви упал, и она сложила газету.

Я вздрогнула. Эсме будет в ярости.

Однако с приходом Сильви чары, окружавшие нас с Эмилем, спали. Он выбрал ещё два яблока и заплатил за все три.

– Месье Жиру, – окликнула я.

– Прошу вас, зовите меня Эмиль.

Я помедлила, прежде чем произнести его имя. Его благословенное имя.

– Эмиль, где вы живёте?

– Зачем вам? Вы собираетесь ко мне в гости? – Его волосы блестели на утреннем солнце. Никто никогда не смотрел на меня так страстно.

Я покраснела и услышала смешок Сильви. Она наблюдала, как я флиртую с кем-то – я никогда прежде этого не делала.

– Ваш билет.