– Рю Деламбре. – Он начал рассказывать мне об этажах и номерах, и я махнула рукой.
Мне не требовалось знать номера домов и этажи. Билеты в Тайный Цирк работали иначе. Право на вход зачаровано. Цирк питается энергией людей, которые желают его увидеть. Самый верный способ получить билет в Тайный Цирк – пожелать этого. Задуть свечу на день рождения, загадать на падающую звезду, бросить монетку – любой обряд подойдёт.
Ещё билеты обладают собственным разумом. Эти маленькие злыдни предпочитают посетителей, которые обменивают свою душу на вход на представление, – скажем, тот, кто говорит или думает «Я бы душу продал за билет», наверняка найдёт его у себя на пороге – такой способ искушения грешников.
Как одна из смертных обитателей цирка, я могла определённым образом повлиять на билеты, но они были такими капризными, что просить их приходилось уважительно и не слишком часто, как о большом одолжении. Мне просто нужно было пожелать для него билет, как я призывала дверь цирка, и появилось бы одно приглашение на следующее представление. Тем не менее я вежливо покивала, когда Эмиль попросил меня заново повторить его улицу и адрес.
16 мая 1925 года
Сегодня было открытие нашего нового номера. Перед началом шоу клоун Милле принёс мне букет из пудрово-розовых пионов, кремовых роз и зелёных гортензий – подарок от Эмиля Жиру, который будет смотреть на меня с середины второго ряда.
После статьи зрители ожидали штопора – значит они его получат. Хотя я видела, как Эсме создаёт свои иллюзии, того же таланта у меня не было. Моим даром была способность левитировать, поэтому я бросила все силы на то, чтобы усовершенствовать своё фирменное движение. Номер Хьюго был простым представлением на трапеции, его следовало изменить, усилив чары. В течение следующей недели мы с Хьюго придумали постановку с несколькими клоунами и женщинами, чтобы представление начиналось на земле и переходило в воздух.
Мадам Плутар не возражала, когда я попросила сделать нам трико с одинаковым узором из полос бирюзового, нежно-розового и травянисто-зелёного цветов со сложной золотисто-кремовой отделкой. Все артисты надевали белые парики, чтобы выглядеть, как я. Это создавало некоторый эффект барокко: в таких цветах обычно представляют моду Версаля.
Танцоры заняли центр арены, их движения напоминали вальс при дворе Людовика XVI. Затем их море расступилось, и вышла я в пудрово-розовой с золотом вариации их костюмов – я появилась из группы жонглёров и слаженно двигающихся акробатов, чтобы начать восхождение по Испанской Паутине. Когда я поднималась над ареной, публика сидела настолько тихо, что слышно было, как позванивают стеклянные бокалы с шампанским, пока оркестр молчал. Затем по знаку Никколо оркестр заиграл соразмерно моим движениям, и мелодия загремела на весь зал в яростном ломаном ритме.
В конце, когда я вышла на финальный поклон, я смутно видела очертания Эмиля: он вскочил на ноги.
Я больше не была тенью.
Глава 13
23 июня 2005 года
Лара получила сообщение от Одри: напоминание забрать билеты на приём и строгое предупреждение, что отделение исторического общества сегодня открыто только два часа, с десяти утра до полудня.
Натянув наименее пыльные джинсы, Лара замотала вокруг лодыжек шнурки высоких чёрных «конверсов» и выбежала на улицу. До закрытия отделения оставалось пятнадцать минут.
По субботам Лара чаще всего спала немного дольше, но не в этот раз. Всю ночь, вооружившись французским словарём, она переводила дневник Сесиль. Сначала она думала поработать над несколькими страницами, но к двум часам обнаружила, что может прочесть большую часть толстой тетради без помощи своего потрёпанного, лишённого обложки французского словаря Бантама. Частично рукописные буквы выцвели или были покрыты чем-то вроде водяных знаков, и значение некоторых фраз надо было посмотреть отдельно, но Лара справилась с большей частью перевода.
Читая, она старалась проассоциировать свою прабабушку с серебристыми короткими волосами и лицом-сердечком с юной девушкой, которая пыталась освоить трапецию. Что-то не стыковалось, Лара уже задалась вопросом, не пробовала ли Сесиль себя в сочинительстве. Возможно, дневник был вымышленной историей.
Лара пробежала последний квартал и влетела в двери отделения исторического общества в 11:50. Марла Арчер стояла к ней спиной, и Лара задумалась, не должна ли чувствовать себя странно. Сегодня она собиралась пойти на приём с бывшим мужем этой женщины.
По радио играла какая-то классическая музыка, барочная пьеса, возможно, Бах. Лара обучалась музыке, так что до выпуска больше играла классику, а не современные вещи. Музыка соответствовала месту. Лара осознала, что никогда не заходила сюда раньше. Повсюду были развешены старые фотографии Мэйн-стрит и Джефферсон-стрит, фото «до» и «после»: школы, ставшие продуктовыми магазинами, жилая застройка на месте фабричных цехов и, разумеется, рекламные плакаты «Пряной Коричневой Горчицы Золтана» и Цирка Марго.