Дань псам. Том 1

– Ты в порядке? – спросил он.

Араната посмотрела на него с пугающей, по-детски непосредственной улыбкой.

– Нимандр, а теперь ты чувствуешь меня?

Достаточно ли одной лишь идеи воды для создания совершенной иллюзии, способной обмануть любое из чувств? Единственная Река, известная также под именем Дорссан Рил, подобно змее, наполовину окружала Харканас, Первый Город. Прежде чем явился свет, полуночная поверхность ничего не отражала. Опусти руку в нескончаемый поток – не почувствуешь ничего, разве что легкий холодок коснется кожи, да течение негромко вздохнет, ощутив препятствие. «Вода во Тьме, уснули грезы», как сказал один из Безумных Поэтов девяносто третьего века, когда в поэзии вошла в моду краткость. Уже в следующем столетии стиль этот оказался позабыт, сменившись периодом, вошедшим в историю искусств и ораторского мастерства под именем Яркого Расцвета.

Вода внутри совершенной иллюзии… отличается ли она принципиально от настоящей воды? Если окружающий мир определяется нашими чувствами, не значит ли это – они и решают, что есть действительность? Юным послушником, когда в душе пылали разнообразные страсти, Коннест Силанн мог колокол за колоколом спорить со своими соучениками о подобных предметах. Сколь важными казались все эти темы – «чувства лживы, истина неизменна» – в те времена, когда одна личная вселенная за другой не воспламенились еще в пожаре творения, что смел все эти ярко пылающие свечи за край стола, в море бурлящего воска, где все идеи, все понятия сплавились воедино и в ничто, в жгучую жижу, в которой каждый из них и утонул вместе со своими умом, мудростью, поэтичностью.

И что это такое лезет мне последнее время в голову? Всякая чушь из напрасно растраченной юности. «Уверенность груба, мир лишился чуда». Может статься, кое-что тогдашним немногословным поэтам все же удалось нащупать. И вот этим все мои мысли сейчас и заняты? Подозрениями, что все важные истины происходят откуда-то из времен, когда душа была юной, из тех опьяняющих дней, когда слова и мысли еще могли сиять – словно бы рожденные из ничего исключительно ради нашего просвещения.

Поколения сменяют друг друга, но вот это остается неизменным. Во всяком случае, так мне спокойней думать. И все же сейчас я озаботился вопросом, не становится ли этот сладостный возраст все короче. Съеживается, сокращается будто бы под воздействием проклятия – драгоценный миг, почти незаметный между предшествующим ему невежеством и приходящим на смену цинизмом.

Что же ждет следующее поколение? Лишенное чуда, безразличное к тому, реальна или иллюзорна текущая мимо вода, озабоченное лишь тем, поплывешь по ней или утонешь. А следом за этим, увы, обреченное и утратить способность отличать одно от другого.

В его скромной комнате не было сейчас никого, способного услышать эти мысли. Если честно, они все равно мало кого могли бы взволновать. Когда в рассказах одно великое деяние не следует за другим, слушатели начинают скучать и отвлекаться. Какая разница, что в легчайшем завихрении невидимой, но и невыдуманной реки скрываются великие тайны, если никому не достает сил, чтобы в нее нырнуть. Нет уж, проще… плыть по течению.

Хотя беспокоиться о судьбе всего лишь какой-то пары десятков юных тисте анди, подрастающих сейчас в Черном Коралле, усилие тоже пустое. Он не способен поделиться с ними мудростью, будь даже они расположены его слушать, а это далеко не так. Единственное достоинство старости в том, что тебе удалось выжить, но если перемены кончились, то и это достоинство быстро обесценивается.

Он вспоминал великую реку, глубоко загадочную в самом своем существовании. Дорссан Рил, в которую из сточных канав лилась грязная, разбавленная дождем кровь мертвых и умирающих. Реку, ревом возвещающую о своей реальности.