Когда до Спиннока Дюрава дошел смысл сказанного, он ощутил непривычный укол испуга. Разозлившись на самого себя, он медленно вытянул руки вдоль подлокотников кресла и охватил пальцами гладкое дерево, надеясь, что на его лице все это никак не отразилось.
Правитель Черного Коралла, нахмурившись, изучал свои дымящиеся сапоги.
– До сих пор я… держался, владыка.
– Это верно. Но ты меня заинтриговал. Что так беспокоит Провидомина?
– Думается, у него кризис веры. –
– Ты очень аккуратно подбираешь слова, Спиннок Дюрав. На тебя не похоже.
– Я пока что не знаю всех подробностей.
– Однако узнаешь.
– Рано или поздно.
– И тогда?
Спиннок посмотрел Рейку в глаза.
– Сделаю то, что должно.
– В таком случае тебе лучше поторопиться.
– Искупитель – бог совершенно беспомощный, – сказал Аномандр Рейк после паузы. – Неспособный отказывать, неспособный давать. Словно морская губка, впитывающая в себя все море целиком. А за ним – еще одно, и еще. Может ли подобное продолжаться вечно? Не будь это Итковиан, я сказал бы, что нет.
– Это у вас что-то вроде веры, владыка?
– Быть может, это именно вера. Действительно ли бесконечна его способность прощать? Принимать на себя чужую боль и вину до скончания времен? Должен признать, что мне не слишком ясны основополагающие принципы этого культа – притом что я, как уже говорил, очень высоко ценил Итковиана, Кованого Щита Серых клинков. И даже в определенной степени понимаю его жест в отношении Кроновых т'лан имассов. Но вот в качестве Искупителя… я не перестаю изумляться богу, готовому принять все преступления и моральные дефекты поклонников, не требуя в ответ ничего – не ожидая, что они изменят свое поведение, не угрожая наказанием, если не прекратят грешить. Отпущение – да, идею я понять в состоянии, но это ведь не то же самое, что искупление? Первое пассивно. Второе ожидает усилия, подразумевающего лишения и жертвы, требующего высших проявлений того, что мы называем добродетелью.
– И однако он зовется Искупителем.
– Потому что берет на себя дело искупления за всех, кто к нему приходит, кто ему молится. И да, подобное требует выдающейся храбрости. Но он не ожидает того же от своей паствы – такое чувство, что он вообще ничего не ожидает.
Владыка был сейчас необычно многословен, что свидетельствовало о предшествовавшей этому длительной и внимательной концентрации мысли, значительных усилий, уделенных культу, прилепившемуся к самой границе Черного Коралла и Покрова. Все это было… необычно.
– Значит, он хочет показать им пример.
В глазах Аномандра Рейка вдруг сверкнул интерес, он внимательно вгляделся в Спиннока.
– И что, пришла ли подобная мысль в голову хоть кому-то из поклонников?
– Понятия не имею. Владыка, я сейчас далек от всего этого.
– Если Искупитель не способен никому отказать, он угодил в ловушку все возрастающего неравновесия. Хотел бы я знать, что потребуется для того, чтобы это неравновесие выправить?
Спиннок Дюрав почувствовал, что во рту у него пересохло. Если он возводил высокие замки понимания, выстраивал прочные укрепления для обороны своих предположений, собирал себе в поддержку огромные армии, заставлял их перемещаться, маневрировать и взаимодействовать в защиту милых ему убеждений – если он все это делал, чтобы иметь возможность расслабиться и уверенно себя чувствовать в нынешней беседе, – иными словами, если бы все это действительно было партией в «Кеф Танар», то своим единственным вопросом соперник только что поверг в прах всю его империю.