Некогда на свете жила женщина; да, наверное, он ее любил. Словно опущенную в прохладную воду руку, его тогда коснулось это пьянящее чувство, шепчущая в крови страсть, ради которой поэты готовы умереть, а кое-кто – убить самых близких. Он вспомнил сейчас, как увидел ее в последний раз, рядом с Дорссан Рилом, обезумевшую оттого, что Мать их покинула (таких было немало), – и ничего не узнал в ее взгляде. Обнаружил в знакомом, обожаемом лице отвратительную пустоту. Понял, что она ушла и никогда не вернется.
Нет, это всего лишь кошмар. Ничего он такого не сделал, оказался для этого слишком труслив. Просто смотрел, как она уходит вместе с остальными раздавленными немыслимой потерей, отправляясь в безнадежное паломничество, фатальную попытку вновь Ее обрести. И что это был за поход! Когда рухнул, чтобы уже не подняться, последний из безумцев, цепочка трупов успела растянуться на многие лиги. Армия сумасшедших, бредущая в никуда.
Когда они ушли, Харканас почти опустел. Первое властвование Аномандра Рейка было над покинутыми домами, над палатами, где гуляло лишь эхо. Сколько еще других за ним последовало!
А нынешний покой, стало быть – всего лишь плывущий по течению обломок, не захваченный пока что стремниной, не успевший намокнуть настолько, чтобы исчезнуть из виду, сорванной с неба луной опуститься на илистое дно. Само собой, это ненадолго. Одно последнее предательство, и мир будет разрушен уже безвозвратно.
Прошлой ночью Коннест Силанн, направляясь в одну из кладовых на верхних этажах, наткнулся в коридоре на Сына Тьмы. Кто-то из людей, полагая, что оказывает тем самым уважение владыке, развесил по обеим стенам коридора старинные андийские гобелены. Здесь имелись виды Харканаса, и даже Дорссан Рил на одном из них – хотя, чтобы ее узнать, требовалось знакомство с местностью именно с этой точки, поскольку река здесь была лишь узким черным шрамом, следом кривого когтя, охватившего самое сердце города. Гобелены висели в беспорядке, вызванном невежеством, и каждый проход по коридору оборачивался шоком от сменяющих одна другую картин – словно воспоминаний, четких, но никак между собой не связанных.
Аномандр Рейк стоял перед одним из гобеленов, и глаза его были оттенка темного янтаря. Взгляд неподвижный, как у хищника, у льва, готового кинуться на добычу. На выцветшем гобелене среди кучи трупов возвышалась единственная фигура. Все наваленные рядом тела были поражены в спину. Ткач не пытался скрыть своего отношения к изображенному им персонажу, каждая нить словно сочилась ненавистью. Белокожий, с ониксовыми глазами, косицы потемневших от пота волос свисают веревками. Держа в каждой руке по окровавленному мечу, он взирал на зрителя с холодной дерзостью. За его спиной в искалеченном небе метались локи вивалы с женскими головами, их распахнутые рты исторгали почти что слышимый вопль.
– Он этого не хотел, – проговорил Аномандр Рейк.
– Ваша способность прощать значительно превосходит мою, владыка.
– Обычно голова руководит телом, но случается и наоборот. Имел место заговор. Жадный, амбициозный. Они его использовали, Коннест, использовали самым низким образом.
– За что и поплатились, верно?
– Мы все за это поплатились, друг мой.
Коннест Силанн отвел взгляд.
– Я так не люблю этот коридор, владыка. Когда приходится по нему идти, стараюсь не смотреть ни направо, ни налево.
– Действительно, он так и призывает к обвинениям, – проворчал Рейк.
– И тем самым напоминает, владыка – некоторых вещей уже не изменить.
– Ты должен это в себе преодолеть, Коннест. Подобное отчаяние способно… разъесть душу.
– Я слышал, что в Коралловую бухту впадает река. Эрин или Маурик. И она кажется бездонной.
Аномандр Рейк кивнул, не отрывая взгляда от гобелена.
– Спиннок Дюрав ее видел, бродил по берегу. Он говорит, что река напомнила ему Дорссан Рил… его детства.
– Да, определенное сходство имеется.
– Я подумал, что если бы смог испросить отпуск…
Владыка взглянул на него и улыбнулся.
– Чтобы совершить паломничество? Разумеется, Коннест. С условием, что ты вернешься обратно не позднее, чем через месяц.
– Я не задержусь надолго, владыка. Просто хочу повидать реку собственными глазами, только и всего.
Взгляд владыки сделался сосредоточенней, янтарный огонь притух, словно…