Дань псам. Том 2

В вечности, ведущей к появлению Владыки Смерти, мир Драгнипура начал медленно, смертельно и, похоже, неумолимо содрогаться. Повсюду – обещание уничтожения. Повсюду – хор отчаянных криков, яростного рева и безнадежного неповиновения. Пробудилась дикая природа всех скованных, и зазвучали голоса, и в каждом голосе звенел привкус острой правды. Драконы пронзительно ревели, демоны кричали, дураки бились в истерике. Отважные герои и отчаянные головорезы набирали в грудь воздуху так, что ребра трещали, и издавали воинственные вопли.

Серебряные огни срывались с неба сквозь тучи пепла. Невообразимого размера армия, от которой нет спасения, начала неудержимую атаку, мечи грохотали о щиты, и эта белая волна разрушения вздымалась все выше, словно желая слиться с грозовыми тучами.

Слабые, неясные фигуры на цепях махали непослушными конечностями, словно стараясь заслониться от быстро приближающегося забвения. Глаза закатывались в потрепанных черепах, остатки жизни и знаний вспыхивали в последний раз.

Нет, никто не хочет умирать. Если смерть – это забвение, жизнь плюет ей в лицо. Если может.

И мыслящие, и неразумные были, наконец, едины.

Встряхни разум. Инстинкты – не конец, а средство. Греми цепями, если должен, но знай: то, что сковывает, не ломается, а путь не такой непредсказуемый, как может показаться.

Овраг уставился глазом в опускающиеся небеса, испытывая ужас, но не свой. Бог, который смотрел тем же глазом, наполнил череп Оврага воплями. «Рожден, чтобы умереть! Я рожден, чтобы умереть! Я рожден, чтобы умереть! Нечестно, нечестно, нечестно!» – а Овраг лишь рассмеялся, или ему так показалось, и ответил: «Мы все рождены, чтобы умереть, идиот! Хоть через единственный удар сердца, хоть через тысячу лет. Растяни сердцебиение, сомни века – разницы никакой. Они не отличаются, когда приходит конец».

Боги чувствуют то же самое!

Нет, его не слишком впечатлял божок, съежившийся в его душе. Кадаспала безумен, если думает, что подобное создание может чего-то достичь. Глубоко в его сердце вырезано беспощадное желание убивать, и вот его ужас беспомощности – разве это не непомерная жестокость? Разве это не дорога к его собственному сумасшествию?

Кадаспала, ты творишь лишь копии себя самого. И не можешь иначе – да, я понимаю.

Но, будь ты проклят, моя плоть принадлежит мне. А не тебе.

Будь проклят…

Но проклятия уже ничего не значат. Все судьбы сходились. «Ха-ха, вот вам, жалкие набожные лицемеры, и высокомерные засранцы, и скулящие жертвы – смотрите, что идет! Конец у всех один, один!»

И вот он сам – в ловушке грандиозного плана. Его кожа – кусок гобелена. А что на нем? Орнамент, который он не может прочитать.

Демон Жемчуг держал тела, от которых вниз витками и кольцами тянулся лес железных корней. Больше демон нести не мог и стоял, тихо всхлипывая; толстые, как древесные стволы, ноги дрожали. Демон уже давно иначе смотрел на ненависть. К Верховному Магу Тайшренну, который первым призвал его и подчинил своей воле. К Бену Адаэфону Делату, натравившему его на Сына Тьмы. И к самому Аномандру Рейку, меч которого кусался больно. Ненависть – ложь, которая сама насыщается, а ненавидящему дарит лишь иллюзию насыщения, хотя его дух голодает. Нет, Жемчуг больше не испытывал ненависти. Жизнь – переговоры между ожидаемым и неожиданным. И приходится выбирать.

Драконус поднялся.

– Жемчуг, друг мой, я пришел попрощаться. И сказать, что сожалею.

– Что печалит тебя? – спросил демон.

– Я жалею, Жемчуг, обо всем этом. О Драгнипуре. Об ужасе, который я выковал своими руками. Правда, справедливо, что оружие обернулось против своего создателя? Думаю, да. Справедливо. – Он помедлил, потом поднес ладони к лицу. Казалось, он сейчас начнет рвать бороду. Но он опустил руки под тяжестью цепей.

– Мне тоже жаль, – сказал Жемчуг, – видеть конец всего этого.

– Чего?

– Здесь так много врагов – и не по своей воле. Враги, а так долго работали вместе. Это замечательно, правда, Драконус? Когда необходимость вынуждает работать вместе, объединиться. Замечательно.

Воин уставился на демона. И не мог ничего сказать.

Апсал’ара пробиралась по балке. Держаться было трудно, фургон шатался и раскачивался, по-прежнему продвигаясь вперед, а балка была густо покрыта потом, кровью и слизью. Но что-то происходило в портале – в черном ледяном пятне под самым центром фургона.

Странный поток струился через Врата; из-под основания фургона через зловонный воздух тянулись запутанные щупальца – чернильно-черные, окруженные нездоровым свечением, которое слабо пульсировало, медленнее, чем бьется сердце смертного.