И крики. Они звучали со всех сторон, внезапно обрываясь или хуже того – захлебываясь. Матери никогда прежде не слышали столько молящих призывов! И возможно, даже вол своим ревом взывал к матери, к сладкой титьке, к нависшей над головой туше с ее успокаивающим запахом и соленым теплом? Увы, его маму уже давно отправили тянуть великую телегу за печальный покров; да и если бы она могла пробиться на отчаянный зов своего отпрыска, как ей противостоять Гончим?
Нет, каждый спасается в одиночку. Каждый. Вол, конь, пес, кот, мышь и крыса, ящерица и комар. И люди – каждый. Хромые старики и старики, никогда не хромавшие прежде, но захромавшие теперь. Женщины всех возрастов, любого размера и положения, которые могут и захромать, если этим добьются сочувствия. А если крыша собственного дома не дает спасения, кого волнует скачущая в панике телега? Лучше просто беспомощно хлопнуться оземь, парой быстрых движений одернув платье. Это пусть мужчины обгадятся от ужаса – все равно они всегда мылись кое-как.
Благородные смывались, забыв о благородстве, падшие летели словно на крыльях, воры ревели, а громилы скулили и умоляли, стражники в слепом страхе не замечали ничего, а солдаты шарахались от каждого звона железа, стука клыка или когтя. Дураки, не имевшие ничего, стояли на своем. Игроки танцевали, а шлюхи блефовали; и в Храме Тени женственные послушники с писком отскакивали с дороги Мага, который верхом на мулице с криками мчался по громадному алтарному залу; курильницы разлетались, сверкая глазами углей и оставляя змеистый дымный след. Летящие вслед за мулицей крылатые бхокаралы визжали, сморкались в бегущих соплями и кидались какашками с налипшими волосами; а из давно высохших стоков для крови у жертвенного камня лезли пауки – плотным ковром суетливых лапок, блестящих животов, узорчатых спинок и крохотных далхонских глазок-бусинок – их были тысячи, нет, десятки тысяч! И нужно ли удивляться, что двери в дальнем конце зала сами распахнулись навстречу Магу и мулице?
Как только Верховная жрица – выйдя из-за занавеса с видом женщины, вырванной из томных любовных объятий, с поцарапанным подбородком, опухшими губами, с перекошенными, покачивающимися бледными грудями – врезалась в середину черного копошащегося ковра злобы и яда, она начала безумный мятежный танец; но скажем прямо, сама Могора была слишком ошеломлена и поражена, чтобы вонзить лес клыков в это сладкое мясо – и бхокаралы ринулись вниз, набирая пригоршни вкусненьких паучков и –
Мулица и Маг проскакали вдоль колоннады и в другие разбитые двери, в унылый переулок, полный ищущих спасения беженцев, которые бросились наутек при их появлении и при виде вопящих бхокаралов.
А теперь метнемся через весь город, снова к утомленному волу, который с колотящимся сердцем и вздымающимися боками спасался от злой телеги и кто знает от чего еще, и оказался уже у развалин какого-то громадного здания…
Случайность – наилучшее описание неустойчивого хаоса, который устроили Гончие Тени. Вскоре после того, как рухнули ворота, Бэран бросился на запад, преследуя Бледа, – матово-белый зверь своенравно отбился от стаи и углубился в другую часть пораженного города.
Блед не знал, что его преследуют; он обнаружил дюжину городских стражников, спешащих по середине улицы к разрушенным воротам. Чудовищный зверь бросился в их середину, бешено работая слюнявыми челюстями. Броня мялась, конечности отлетали прочь, оружие – за ними вслед.
Когда Блед раскусил голову последнего стражника, лавиной налетел Бэран. От гулкого удара грудная клетка упавшего набок Бледа загудела; оба зверя врезались в стену большого здания.
Они пробили насквозь прочный, укрепленный вход. Острые каменные осколки осыпали трех людей, некстати оказавшихся в прихожей. Громадные блоки, обрамлявшие дверной проем, прыгая, как костяшки, обрушились на одного из раненых – он не успел даже вскрикнуть. Двух других, истекающих кровью, пригвоздила к дальней стене широкая передняя панель. Оба умерли через несколько мгновений, раздавленные всмятку.
Две Гончие, катающиеся с ревом и завыванием по полу, разбили в щепы эту панель, и отлетевшая от нее железная решетка грохнула в потолок, который уже начал проседать – опоры и скобы не выдерживали. С жутким стоном рухнула передняя стена здания, и среди пыли раздались приглушенные жалобные крики.
Под напором зверей рухнула вторая стена – за ней открылся коридор с запертыми на засовы клетками и еще два стражника, которые пытались убежать по проходу; но вся комната уже обрушивалась, железные засовы выскакивали из гнезд, замки ломались. Узники исчезли под градом деревянных балок, штукатурки и кирпичей.
Вставший на задние лапы Блед получил новый удар от Бэрана и влетел в одну из клеток. Заключенный откатился в сторону, когда Гончие, снова сцепившись, пробили заднюю стену и выкатились, злобно рыча, наружу – в переулок, уже наполовину засыпанный кирпичами разваливающейся тюрьмы.