Дань псам. Том 2

Ужасный, похожий на смерть яггут шагал к привязанному к колесу Картографу, который, вися вниз головой, уставился на грязные сапоги яггута.

– Я уже начал волноваться, – сказал яггут, – не заблудился ли ты.

Отпихнув Рекканто, Гланно обошел фургон, чтобы посмотреть на зловещую встречу; да, это наверняка сам Худ. Ну что ж, воссоединительство проклятой семейки!

Перевернутая улыбка Картографа безмерно напугала ближайшего коня, и всадник, выразительно выругавшись, с трудом успокоил скакуна.

– Владыка, – произнес Картограф, – нам обоим, безусловно, известно: что идет по кругу, то возвращается. – Он беспомощно поерзал в путах. – По кругу, – печально добавил он.

Остряк, который подковылял к ним, теперь глухо зарычал и подошел к двери фургона, чтобы постучать кулаком.

– Мастер Квелл!

Худ повернулся к воину.

– Это не обязательно, семя Трича. Мне нужно было только, чтобы вы появились здесь. А теперь снова убирайтесь. Картограф покажет дорогу.

Сладкая Маета тащила ошеломленную Фейнт к фургону – с неожиданной силой, хотя глаза вылезали из орбит. Гланно пихнул Рекканто и показал на Сладкую.

– Это лицо тебе ничего не напоминает?

Рекканто пригляделся и захихикал.

– Вы оба – покойники, – прошипела Сладкая Маета.

С двух сторон от нее появились Амба и Юла – с широкими улыбками на чумазых лицах.

В фургоне Маппо хотел открыть дверь, но Квелл трясущейся рукой остановил его.

– Боги, не надо!

Наперсточек, свернувшаяся в клубок у их ног, покачивалась и стонала.

– Что ждет нас снаружи? – спросил трелль.

Квелл покачал головой. Мертвецки бледное лицо блестело от пота.

– Я должен был догадаться! Ведь карта на дороге показывала на дальний конец. Нас использовали! Надули! Боги, меня сейчас стошнит…

– Проклятые тригалльцы, – пробормотал Ток. Внезапное, неописуемое явление его доконало. Как они сумели добраться сюда? И тут он увидел Остряка.

– Нижние боги, это ты!

В фургоне кого-то громко рвало. Остряк посмотрел на Тока и нахмурился.

Ага, наверное, я больше не похож на Анастера.

– Мы ведь с тобой…

– Вестник, – позвал Худ. – Пора.

Ток нахмурился и почесал пустую глазницу.

– Что? Ты посылаешь меня с ними?

– В каком-то смысле.

– То есть я вернусь к живым?

– Увы, нет, Ток Младший. Ты мертв, мертвым и останешься. Но это будет твое последнее задание в качестве моего Вестника. Ты нужен другому богу.

Ток собрался спешиться, но Владыка Смерти поднял руку.

– Скачи следом за фургоном, не отставай. Какое-то время. А теперь, Вестник, слушай мое последнее послание. Нужна кровь. Нужна кровь…

Остряк уже не слушал. Даже смутное беспокойство, охватившее его, когда одноглазый всадник пристал к нему, быстро растаяло перед жаждой битвы. Он посмотрел на врагов, на слабеющих защитников.

Эту войну не выиграют такие жалкие души – на этой войне требуется поборник, который будет стоять до конца.

Он снова зарычал и пошел прочь от фургона, берясь за рукояти сабель.

– Э, там, человечишка!

Окрик остановил Остряка, и он уставился на Гланно Тарпа, который улыбался жесткой улыбкой.

– Совладельцы так просто не уходят – мы тебя стрелами напротыкаем. Давай на борт, полосатик, мы снова отправляемся!

Результат мог быть только один, и Драконус всегда это знал. Его не тронуло появление тригалльцев и их отбытие с едущим следом Током. Ничто уже не могло пробудить его чувств.

Результат один.

В конце концов, Драгнипур никогда не предлагал спасения. Железо ковалось, чтобы связывать; сотня тысяч цепей вбивались в клинок: слой за слоем сплетались, складывались, скручивались, как жгут. Драконус, посреди расплавленного сердца Огни, тянул цепи из всех существующих металлов, тянул звено за сверкающим звеном. Скрученные жгуты металла на наковальне, и тяжело опускается молот. Тот самый молот, единственный, способный выковать подобное оружие – Драконус помнил его непомерную тяжесть, обжигающую рукоять, что раздирала его ладонь.

Даже во сне Огнь была очень недовольна.

Цепь за цепью. Цепи, чтобы сковать. Сковать саму Тьму, преобразить древний лес, по которому она пробиралась, превратить черное дерево в фургон, в шаткие колеса, в ложе, ставшее горизонтальной дверью – словно вход в курган – над порталом. Черное дерево – чтобы поймать и удержать душу Куральд Галейна.

Он вспоминал. Разноцветные искры радугой разлетаются вокруг. Оглушительно звенит молот, и наковальня дрожит при каждом ударе. Волны жара обдают лицо. Горький привкус руды, вонь серы. Цепи! Цепи и цепи, впечатываются в сияющее лезвие, закаленное и заточенное, и в белое сердце Огни – и снова. И снова.

Цепи! Цепи, чтобы сковать!

Сковать павших!

А теперь – это невероятно, немыслимо – Драконус почувствовал первую трещину. Цепь сломалась.

Вот и конец. Я не думал, не мог представить…