Данди Бой. Сказка на двоих... (СИ)

— Рональд не отвечал на звонки. Сначала утром прибыл разносчик пиццы из Пицца-Смак. Пиццерман в итоге не дозвонился, а ведь твой отец ещё вчера её заказывал посредством телефонного звонка. Он любил запивать её чаем. Затем где-то через часик нагрянул разносчик газет и журналов плюс ко всему ещё личный любимчик уже покойного Рональда, сам Джимкс. И он не сумел дозвониться. После чего видать чувствуя ответственность за происходящее почтальон решил позвонить мне и попросил проведать соседа с четвёртого этажа, и узнать не нуждается ли тот в какой либо помощи. Я так и сделал. Звонил, звонил, звонил в дверь — тишина. Прям как сейчас, в трубке. — Старик нервно улыбнулся. — Мне ничего не оставалось делать как подключить в это дело двух своих сыновей бугаев, и спустя десять минут взломав входную дверь мы оказались внутри. — Он откашлялся. — Войдя внутрь апартаментов, мы бросились по всем комнатам врассыпную. Я первый, кто увидел его остекленевшие глазницы. Просто жесть…Старик сидел на кресле качалке, и взгляд его был устремлён вперёд, он глядел сквозь стену, клянусь тебе, прям как дьявол…тьфу что я несу, как человек втянувший в себя большую дозу кокаина, прости за сравнениe.

— Я слушаю. — Еле еле сказал Рик, прям откуда-то из другого мира.

— Так вот мы его трогать не стали, ну во избежания, мало ли чего. Он же умер, зачем его двигать, верно ведь?

— Верно, верно. А скорая всё ещё не прибыла?

— Мы вызвали её. А-н вот и сирены. Подъезжает.

— Я скоро буду, не позволяй им его трогать.

— Так точно. Ах, да, тут кое что есть от твоего отца…ээ…секунду, налеплю очки. Вот, всё, читаю.

— Что там?

— Письмецо, адресованное любимому внучонку Данди Бою. — Читал он дряхлым голосом.

— Я выезжаю. До связи, и спасибо за своевременный звонок.

— Не стоит.

Рики Фрост наскоро оделся, обулся и побежал к лифту а оттуда на улицу к машине, в дорогу к отцовской квартире.

Серьёзный разговор Рика с сыном

— У меня к тебе серьёзный разговор, сынок. — Таким растерянным и подавленным своего отца он ещё никогда не видел.

Малыш не сказав ни единого слова подошёл поближе к родителю и покорно замер, где с глубоким волнением взирал на высоко мужика, мужика, который всеми своими силами пытался скрыть внутреннюю боль. Но что послужило предвестником боли?

— Сынок, будь добр сядь.

Данди послушно прошёл в центр зальной комнатки и опустился на кресло с вращающейся круглой ножкой.

— Слушай сынок…и внимательно. Ты обязан уловить каждую деталь…каждое слово…всё из мною сказанного сейчас.

— Я сделаю. — Это всё что сказал Данди отцу.

Где-то с минуту, Рик глядел не отрываясь в глаза малышу, а затем достал из кармана выцветших джинс пачку сигарет Марльборо и трясущимися руками извлёк из неё тоненькую сигаретку. Через мгновение вставил её в рот, поднёс к ней зажигалку писталет и зажёг ею дымящуюся палочку смерти, долгосрочной смерти. Форточку гостинного окошка открывать не пришлось, она ещё с утра оставалась настежь распахнутой и табачному дыму было куда выходить, за это он не думал. Выпустив пар со рта отец малыша вновь заговорил.

— Данди, я плохо помню своего деда. Мне было пять лет когда он помер. Говорят что он сильно любил меня…больше всех на свете…Ах да, я же тогда остался у него единственным внучком, после смерти Вэрнкса, сына Скотта, единственного родного брата твоего дедушки. Ты же помнишь об этой печальной истории?

Встревоженные глаза дитя застыли на образе отца, и не думали на что-либо отвлекаться.

— Да папа, ты рассказывал о ней… — Сказал тревожным голосом малыш, уже чувствуя к чему тот клонит.

— Ну вот.

Рик решил преподнести саму новость о смерти дедушки Рональда не так сразу, не с одного захода, не одним словом, ну как бы не без вступительного слова. Никак нельзя было без этого, ведь он мог бы надолго поранить душеньку славного Данди, поэтому подбирал слова, заходил с далека и пытался предельно точно сказать о том, о чём планировал.

— Папа, а причём здесь эта история?

Вроде бы он догадывался, заблаговременно крушась в себе нелепыми догадками, но пожелал быстрее подобраться к завершающему слову, к тем определяющим словцам отца из этого серьёзнейшего разговора. О ком? Ни о дедушке ли его любимом? И что же с ним там приключилось, к чему сейчас ведётся этот весьма значимый семейный диалог, между ним и каким-то смятенным и угасшим отцом, — раздумывал малыш.

— Я вспомнил о ней не зря. — Тот еле прошаркал тяжёлыми сандалиями до стула-вертушки к сыну и положил на его головку свою крепкую руку и зажмурившись сказал. — Данди…Рональд мой отец…и твой дед…очень тебя люби… — Последнюю букву он намеренно опустил. — …фу-х…

— Папа… — Малыш с трудом поднял вверх глаза, к лицу Рика, застывшего в маске долгой, непростительной скорби. — …я об этом знаю. И когда вчера ему стало плохо у себя в апартаментах, я был с ним до конца…читал ему сказки…стишки…а ещё кормил, кормил из деревянной чаши…той самой, которую перед разлукой ему подарила …ээ…

— Маури? — Помог отец поникшим голосом.

— Да Маури. Он же любил её, и чашу эту тоже любит.

— Сынок?

— А?

— Он больше всех любил тебя!