Dantalion (СИ)

Почему меня не отпускает ощущение, что меня ломают железным прутом? Каждый день, этот бог бьет меня по рукам, чтобы я не могла взять, что хочу. По ногам, чтобы не могла уйти. Разбивает мне губы, чтобы я не смела рассказать правду. Меня ломают день за днем, а я продолжаю восхищаться новым богом. Или уже нет? Я даже не могу понять, люблю ли тебя. Рангику описывала это чувство совсем иначе, это не то, что я чувствую к тебе.

Я всегда восхищалась тобой, как отцом. Наставником, Капитаном. Но потом это переросло в нечто личное. Меня просто приручили добротой и лаской. Кормили пряниками, а теперь бьют кнутом.

Но то, что зародилось в моем сердце сейчас… Ненависть. Нет, лично я её не ощущаю. Скорее наоборот, просто новое возвышающее и окрыляющее меня ощущение. О нем ли говорила тогда Рангику? Так может ли означать, что все мои “чувства” — лишь фальшь по отношению к Айзену?

Ведь получив сравнение сейчас, то, что я испытываю к Гриммджоу, намного живее, намного сильнее. Не приносящее боли.

Я лишь жажду прикоснуться к нему, к его грубой, но завораживающей силе, я хочу его всего, без остатка. Хочется просто царапать кожу до крови, хочу вновь почувствовать горячие губы, что будут слизывать крупинки крови с моих разбитых губ. Даже если он захочет убить меня, смерть от руки Гриммджоу я приму охотнее.

Мой личный маленький искусственный рай вне шахматной игры Айзена. Пускай он думает, что все идет по его плану.

Если Бог не хочет говорить правду и прекратить игру, я просто временно переверну шахматную доску, чтобы одна из фигур затерялась, укатившись в дальний угол».

В глазах Тоши отражались алые капли, что падали на лощеный пол, разбиваясь на крупинки. И с каждой каплей перед глазами уже всплывала некогда отдаленная картина с повешенным арранкаром в её комнате, из чьего вспоротого живота стекала кровь. Но теперь эта кровь сочилась из отсеченной руки Гриммджоу, чья ярость обрушилась уже не на первого арранакара-медика, который тщетно пытался оказать ему помощь, но Джагерджак считал, что в ней не нуждается и попусту испепелял пустых.

— Гриммджоу, прошу, позволь им обработать рану, — немного хрипловатым голосом попросила Тоши, смотря в другую сторону. Ей было больно смотреть на его рану, будто боль пронзала больше её, чем Сексту, теперь уже бывшего.

— Пошла прочь, синигами! — зарычал Секста, пустив баллу в её сторону, что ударила по стене рядом. — И хватит пускать сопли, иначе я оторву тебе руку, если так хочешь посочувствовать.

Тоши не плакала, но её глаза все равно предательски блестели, от чего она злостно прикусила губу.

— Это сделал Айзен?

Гриммджоу, на мгновение успокоившись, откинулся на спинку кушетки, и медики наконец смогли хотя бы подойти.

— А тебе ли не все равно?

— А ты как думаешь? Распиналась бы я тут, зная, что за это могу получить мечом в сердце? — вспыхнула Орикава от задевших слов, что резанули сердце похуже лезвия. — Я ведь тебя предупреждала, но…

Но объяснять это Сексте было бесполезно. Она лишь сильнее взбесила его. Пытающийся оказать помощь арранкар-медик закончил свою работу тем, что Гриммджоу проткнул его насквозь рукой, что, казалось, тянулась сейчас к Тоши. Если следовать закону самосохранения, синигами уже следовало бежать, но она упорно оставалась на месте, и окропленная чужой кровью рука бывшего Сексты сжала её горло.

— А то, что я могу вырвать твое сердце — тебя уже не пугает, синигами? Хуже мне уже не будет, так что меня остановит?

Тоши вцепилась в руку, но вместо страха в глазах её были лишь покой и уверенность, что с вызовом смотрели в яростную синеву глаз арранкара. Боль в оторванной конечности заставила Гриммджоу прошипеть и отпустить Тоши, что пошатнувшись, тяжело закашляла.

— Идиотка.

В медблок вошел арранкар, доложивший, что Владыка требует немедленно к себе Тоши. Но Орикава вместо того, чтобы последовать указанию, на ватных ногах присела на кушетку рядом с Джагерджаком, на что еще целые медики уставились на неё как на ненормальную после случившейся сцены.

— Ты глухая, синигами? Твой бог зовет тебя.

— Он не мой бог, — нервно огрызнулась Орикава, разрывая бинты.

Гримжждоу фыркнул и наклонил голову набок, чуть повернувшись к синигами и с непониманием смотря на её сосредоточенное и непривычно гневное лицо. Как будто это ей оторвали руку, а не ему. И как будто не он сейчас пытался убить её. Блондинка трясущимися руками стерла чужую кровь с шеи и попыталась помочь медикам с раной Гриммджоу. Но арранкар, присланный Айзеном, не смел уходить с пустыми руками и повторил попытку уговорить Орикаву все же поднять к Владыке.

— Свали уже, иначе сделаешь еще только хуже, — чуть спокойнее, но раздраженно прошипел Гриммджоу.

Тоши отправилась в верхнюю башню в сопровождении, полностью вернув самообладание и привычно надев лучезарную улыбку, она вошла на веранду, что покоилась в полутьме, которую освещал лишь месяц на небосклоне. Владыка вальяжно сидел в кресле, скучающе потягивая чай, на его губах проскользнула улыбка в честь приветствия Тоши.

— Айзен-сама, вызывали? — вкрадчиво спросила девушка.