Данте

Пытаясь избегать его и до конца вечера, я готовлю себе лапшу на ужин и направляюсь в свою комнату. Как только я оказываюсь внутри, я замечаю небольшую стопку аккуратно сложенной белой ткани на краю кровати. Предполагая, что София оставила немного нового белья или полотенец, я кладу лапшу на комод и подхожу к кровати, чтобы убрать все, что там лежит. Только подойдя ближе, я вижу, что это белые футболки, поверх которых лежит сложенный лист бумаги. В замешательстве нахмурившись, я беру его и открываю.

Поскольку ты так любишь разгуливать по дому в мужских футболках, тебе могут понадобиться эти.

Я бросаю записку и беру рубашку. Это простая белая хлопковая футболка с бирками, которые все еще на ней — бирки, говорящие мне, что это самый дорогой предмет одежды, который у меня когда — либо был. Они, должно быть, от Данте. Он купил мне футболки, чтобы я надевала их в постель? Не знаю, злюсь я на него или благодарна. Но ни то, ни другое не объясняет бабочек, которые сейчас кружатся у меня в животе.

Глядя вниз, я насчитываю еще четыре в стопке.

Он купил мне футболки, чтобы я бродила в них по дому? Чтобы спать в них?

Я разочарованно качаю головой. Один маленький акт доброты не отменяет того факта, что он дьявол.

Ради Бога, он похитил меня!

Мне нужно перестать думать, что он кто — то другой, кроме безжалостного преступника, которым он и является.

Прошло два часа с тех пор, как я съела свою лапшу, и я начинаю сожалеть, что не съела ничего из вкусного ужина, который готовила София, потому что я все еще голодна. Думаю, я могла бы пойти на кухню и перекусить. Я смотрю на часы, Данте в это время там не будет. Он будет в своем кабинете с Максимо или отрубать головы, или что — то в этом роде.

Я смотрю на новую белую футболку, которую надела ранее, и хмурюсь. Возможно, брать его подарок было ошибкой. Но они новые и такие удобные.

Вскакивая с кровати, я смотрю вниз на свой наряд. Я прикрыта до середины бедра. На мне нет бюстгальтера, но материал достаточно толстый, чтобы ничего не было видно, это вполне приемлемая одежда для прогулок по дому, даже если я столкнусь с охранником — или, не дай бог, с развратным Ленни. Не то чтобы я думаю, что он стал бы что — то предпринимать после взгляда, которым одарил его Данте, когда застал нас вчера вместе на кухне.

Я направляюсь на кухню, с облегчением вижу, что там пусто, когда заглядываю внутрь. Хотя свет горит, он всегда горит. По какой — то причине это меня успокаивает. Моя мама всегда говорила мне, что кухня — это сердце любого дома.

Я вздыхаю, заходя внутрь. Когда моя жизнь стала такой маленькой, темной и бессмысленной, что я нахожу утешение в самых тривиальных вещах? Я открываю холодильник и заглядываю внутрь, надеясь найти какие — нибудь остатки.

— Я вижу, ты получил мой подарок? — от его голоса у меня по спине пробегает дрожь.

Закрывая дверцу холодильника, я поворачиваюсь к нему лицом. Он одет в черные брюки от костюма и накрахмаленную белую рубашку. Воротник расстегнут, рукава рубашки закатаны, демонстрируя несколько темных татуировок на коже.

— Ну, учитывая, что ты выбросил мою вторую футболку, это больше похоже на замену, чем на подарок, — говорю я, отказываясь благодарить его или проявлять какую — либо благодарность вообще. Потому что он этого не заслуживает.

Он тихо смеется, пересекая комнату несколькими широкими шагами. И прежде чем я успеваю подумать о том, чтобы убраться с его пути, он возвышается надо мной.

— Тебе трудно угодить, Катерина, — говорит он, его голос такой глубокий и ровный, что он омывает меня и оседает в моих костях.

— Не совсем. Я заставляю себя улыбнуться, — все, чего я хочу, это вернуться домой. Тогда я была бы самой счастливой женщиной в мире. Лгунья!

Он прищуривается, глядя на меня, и проводит рукой по своей густой бороде:

— Хм?

— Хм, что? — я огрызаюсь.

— Я не думаю, что ты была счастлив в своем маленьком домике. Я не думаю, что ты была хоть сколько — нибудь близка к счастью.

— И ты думаешь, я здесь счастлива? — я усмехаюсь, даже когда моя кожа ощетинивается энергией от того, что я так близко к нему.

— Я не думаю, что ты здесь несчастна, хотя изо всех сил стараешься быть такой.

— Я ненавижу это место.

— Может быть, иногда. Но прошлой ночью, когда ты перевязывала рану Ленни, я увидел… — он снова прищуривает глаза, изучая мои, как будто хочет увидеть правду, которую я прячу глубоко внутри себя.

— Видел что? — спрашиваю я с хмурым видом.

— Свет в тебе. Ты была счастлива, делая это.

Я была счастлива. Я люблю ухаживать за больными. Любила ухаживать за больными. Но я никогда не смогу вернуться к этому.

— Мне нравится помогать людям, — шепчу я.

Он облизывает нижнюю губу, и у меня внутри все сжимается, когда непрошеные мысли о том, что бы я хотела, чтобы он сделал этим ртом, прокладывают мимолетный путь в моем сознании. Мой в остальном рациональный, логичный мозг развращен всей моей паховой областью.