Данте и философия

Скажем ли мы, что и это троичное упоминание имени Вергилия служит еще одним образом Троицы? Если мы этого не скажем, то почему это нужно утверждать о слове ben? Возможно, это повторение ничего не символизирует. Но о. Мандонне на этом не останавливается. Он заявляет: то, что применимо к числам 1 и 3, применимо также к их кратным. Следовательно, 10 и 100 «суть проявление того же порядка, что и единица, а девять и двадцать семь обладают той же природой, что и три. Это следует из представлений древних о свойствах чисел. Кроме того, Данте подталкивали к употреблению этого подобия триединства его собственные представления. Числа один и три располагали слишком ограниченными возможностями, чтобы удовлетворить все художественные и доктринальные потребности его труда. Кратные этих чисел давали ему свободу действия, и он ей в полной мере воспользовался»[311].

О. Мандонне воспользовался ей в еще большей мере. Так, он утверждает, что «Беатриче именуется в Vita Nuova двадцать один раз, то есть семь раз по три. Она именуется шестьдесят три раза в Комедии, то есть в три раза больше, чем в Vita Nuova, и семь раз по девять. Достаточно вспомнить о символике этих цифр и об их связи с Беатриче, чтобы почувствовать их красноречивость»[312]. – Да, но нет более лживого красноречия, чем красноречие цифр, особенно когда они ложны. В «Новой жизни» Беатриче названа не двадцать один раз, а двадцать три раза полным именем и один раз уменьшительным – Биче. Ни двадцать три, ни двадцать четыре не составляют трети от шестидесяти трех[313]. А если бы и составляли, ничто не доказывало бы, что это соотношение не является результатом случайности. В самом деле, о. Мандонне учитывает лишь то, что именно эти цифры, точны они или нет, кажутся подтверждающими его тезисы. Но почему бы не сказать и о других цифрах? Если одни цифры признавать подтверждающими его тезис, то другие должны рассматриваться как его ослабляющие. Например, о. Мандонне полагал, что обнаружил значимое соотношение между числом упоминаний имени Беатриче в «Новой жизни» и в «Божественной комедии». Такого соотношения не существует; но даже если бы оно и существовало, что это доказывало бы? Почему выбраны именно эти сочинения? Почему, например, не взять три части «Божественной комедии», как поступает о. Мандонне, подсчитывая другие слова? Просто потому, что эти числа уже не подсказывают никакого соотношения. А между тем, если и существует такое число упоминаний имени Беатриче, которое могло бы ему-то научить нас относительно «Божественной комедии», то это именно чисто упоминаний имени Беатриче в «Божественной комедии». К сожалению, на сей раз случай этому не благоприятствовал: два упоминания в Аде, семнадцать упоминаний в Чистилище и сорок четыре в Рае[314]. Два-семнадцать-сорок четыре: из этих чисел ничего не извлечь. Это и есть та единственная причина, по которой о. Мандонне ими не интересуется. Так что вся эта красивая богословско-арифметическая диалектика лишена основания. Мы обязаны ей творческому воображению не Данте, а самого о. Мандонне.

Кроме того, в ней можно усомниться и a priori, видя, каким образом о. Мандонне подбирает различные термины, символику коих пытается вычислить. Почему выбраны именно эти, а не другие термины, с не меньшим успехом способные послужить предметом расчетов? Почему он не упражняется в проницательности на таком, например, слове, как Amore [Любовь]? Да потому, что это слово не удается включить ни в одну комбинацию чисел. Amore часто упоминается в Аде, в том числе для обозначения Бога: «La somma Sapienzaè ilprimo Amore» [«…полнотой Всезнанья и первою Любовью…»] (Ад, III, 6); но в соответствии с рассуждениями, которые, как мы увидим, прилагаются к слову «воля», «любовь» вообще не должна была фигурировать в Аде. Точно так же следовало хотя бы попытаться рассчитать термины luce, natura, sustanza, fede, ragione, operanza, bontade и многие другие, прежде чем формулировать какие-либо заключения о такого рода фактах. В самом деле, представляется разумным допустить, что, даже если можно обнаружить некие – предположительно значимые – численные соответствия в употреблении определенных слов, остается нерешенным вопрос о том, объясняются ли подобные факты случайностью или выражают преднамеренный замысел поэта. Единственный способ ответить на этот вопрос заключался бы в том, чтобы сравнить их с другими словами, близкими к первым по смыслу и по той важной роли, которую они играют в «Божественной комедии». Но ничего подобного здесь не сделано. Отсюда в тех случаях, о которых мы только что говорили, рождается впечатление произвольности в подборе терминов, а также аргументов, призванных обнаружить символический смысл в количестве употреблений того или иного термина со стороны Данте.

B. – Глагол «улыбаться»