Данте и философия

Уникальность учения Данте отчетливо выражена в парадоксальной интерпретации знаменитого текста книги Бытия, 1, 16: «Fecitque Deus duo luminaria magna, luminare maius, ut praeesset diei; et luminare minus, ut praeesset nocti» [ «И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью»]. Ни у кого не возникало сомнения в том, что речь идет о солнце и луне; поэтому можно было спорить о том, кто был солнцем – папа или император. Но никому и никогда не приходило в голову утверждать, что Бог сотворил два солнца: одно – для освещения пути земного мира, другое – для того, чтобы явить нам путь Божий. Но именно это и скажет Данте в заслуженно прославленных стихах из Чист. XVI, 106–108:

Soleva Roma, che il buon mondo feo,
Due Soli aver, che l’unaè l’altra strada
Facean vedere,è del mondoè di Deo[299]

.

Эти стихи, в которых коротко суммировано учение дантовской «Монархии» о разделении властей[300], прекрасно выражают своеобразие учения Данте в отношении к предшествующим позициям. Различение пути земного и пути Божьего, каждый из которых освещается собственным солнцем, точно соответствует различению двух конечных целей, к коим император и папа ведут человечество в «Монархии». Поэтому Гвидо Вернани нельзя упрекнуть в пренебрежении доктринальным значением этого труда, когда в конце своего «Осуждения ‘Монархии’» [De reprobatione Monarchiae] он обличал его особенный характер. Со слишком ощутимым раздражением, однако верно нащупывая главные пункты учения, Гвидо обвиняет Данте в том, что он приписывал особое блаженство тленному человеку, в котором нет ни добродетели, ни блаженства в собственном смысле; что он, следовательно, считал человека расположенным от Бога к этому блаженству, в коем видел иную конечную цель, нежели блаженство небесное; и что из того факта, что империя и папа непосредственно зависят от Бога, он сделал тот вывод, что первый не зависит от второго[301]. Поразительно, что эти тезисы, из которых по меньшей мере первые два столь явно противостоят томизму, сегодня могут рассматриваться как почти неотличимые от учения св. Фомы. Не только доминиканец Гвидо Вернани и францисканец Гульельмо ди Сардзана считали иначе, но и папа Иоанн XXII осудил «Монархию» на сожжение в 1329 г., а в 1554 г. этот труд оказался в Индексе запрещенных книг. И хотя в XIX в. он был оттуда исключен[302], вряд ли можно поверить, что между XVI и XIX вв. учение Данте изменило свою природу. Несомненно, было просто решено, что политические обстоятельства настолько изменились, что это учение по большей части перестало быть вредоносным; но не составляет труда представить себе обстоятельства, в которых оно могло бы вновь быть сочтено таковым.

Но если политическая философия Данте и противостояла томизму, это, судя по всему, объяснялось отнюдь не абстрактными соображениями, религиозными или метафизическими. Искать источник вдохновения «Монархии» в этом направлении означает, вероятно, удаляться от того единственного пути, на котором у нас есть шанс его найти. Скорее Данте выполняет здесь свою собственную функцию – политического реформатора и исправителя ошибок[303]. Прежде всего, он хочет устранить то, что представлялось ему чудовищной несправедливостью: узурпацию имперской власти папой. «Алчные» и декреталисты, нападающие на «Монархию», – это именно те, кого «Божественная комедия» отправит в ад: ведь эти люди предают не только ту власть, на которую посягают, но и ту, которую представляют. Подобно тирану, использующему власть в личных целях, клирик, использующий Откровение в земных целях, совершает преступление, и даже тягчайшее из преступлений – предательство Святого Духа: «О summum facinus, etiamsi contingat in somniis, aeterni Spiritus intentione abuti!» [ «О высшее преступление, остающееся таковым, даже если оно только приснится, – извращать вечного Духа!»] [304]. Данте потому и мыслил столь личным образом природу и роль философии, что представление, которое он себе о них составил, требовалось для решения столь же личной проблемы, стоявшей перед ним в «Монархии». Следовательно, и толковать его нужно, имея в виду дантовский идеал вселенской империи, а не доктрину Аверроэса или св. Фомы.

Глава четвертая Философия в «Божественной комедии»