Данте и философия

Не чтобы знать, в числе их непреложном,
Всех движителей; можно ль заключить
К necesse

при necesse и возможном,

И можно ль primum motum

допустить,Иль треугольник в поле полукружья,
Но не прямоугольный, начертить.

Так вот и прежде речь клонил к тому ж я:

Я в царственную мудрость направлял,
Сказав про мудрость, острие оружья.

И ты, взглянув ясней на ‘восставал’,

Поймешь, что это значит – меж царями;
Их – множество, а круг хороших мал».

(Рай,

XIII, 97-108).

Кажется ясным, как это отмечается в комментарии Скартаццини, что Данте «хвалит здесь Соломона за то, что он попросил ума, дабы хорошо судить свой народ и править им, вместо того чтобы просить долгой жизни, или богатства, или победы над врагами. Данте хвалит его за то, что он не просил умения решать проблемы метафизики, диалектики и геометрии, которые в эпоху Данте составляли рай схоластиков». При всем том остается вопрос: почему Данте посчитал нужным разъяснить нам все это? Ведь, в конце концов, очевидно, что Соломон для него – лишь символ: символ истины, которой он хочет нас научить. И эта истина – не сводится ли она к следующему: как я просил монахов сохранять преданность премудрости веры, так я прошу царей довольствоваться, в качестве мудрости, царским благоразумием, в коем они нуждаются, дабы хорошо управлять своими народами. Коротко говоря, потребовав от монахов предоставить империю императору и заняться теологией, Данте побуждает императора предоставить науку мудрецам и довольствоваться справедливостью. Ибо Соломон уже присутствовал в мышлении Данте, когда в трактате «О Монархии», I, 14 Данте хвалил его молитву к Богу: «Deus, iudicium tuum regi da et iustitiam tuam filio regis» [ «Боже! Даруй царю Твой суд и сыну царя Твою правду», Пс 71, 1].

Это вывод уже подсказывает нам определенную интерпретацию присутствия Сигера Брабантского в Раю. В самом деле, не станем забывать, что Сигер присутствует в числе тех, кого Фома Аквинский представляет Данте. В этом малом сонме сам Фома, Дионисий Ареопагит, Исидор Севильский, Боэций, Беда, Петр Ломбардский, Ришар Сен-Викторский и Альберт Великий символизируют Теологию: разумеется, не вовсе чуждую науке, но чистую от любых мирских целей. Здесь же присутствует и один правовед, Грациан, но это объяснимо: ведь вместо того, чтобы злоупотреблять каноническим правом, прилагая его к мирскому порядку, он утвердил «и тот, и этот суд» (Рай, X, 105). Стало быть, автор «Декрета Грациана» символизирует в Рае уважение к гражданскому праву и к каноническому праву, при сохранении различия в их компетенции. Здесь же присутствует и пятый свет – Соломон, которого Данте без колебаний называет прекраснейшим из всех: «La quinta luce, ch ’ era tra noi piu bella «[ «Тот, пятый, блеск, прекраснее чем каждый / из нас…»] (Рай, X, 109). Теперь мы знаем, почему это так. За этими учителями, стремящимся лишь к духовной премудрости, за этим правоведом, не применяющим каноническое право к мирским целям, за этим мудрым царем, строго придерживающимся своего царского дела, появляется наконец – последним, но на небе и в том же ряду, что и остальные, – загадочный персонаж: Сигер Брабантский, философ, который стремился следовать исключительно своему философскому делу. Посчитаем ли мы, что Данте поместил его сюда случайно? И можно ли противиться тому предположению, что и он присутствует здесь как символ независимости определенного фрагмента мирского порядка: символ того, что мы называем философией? По крайней мере, мы видим, что контекст в целом подводит именно к этой мысли. Но прежде чем принять такое решение проблемы, мы должны удостовериться в том, что никакой другой ответ не соответствует с большей или хотя бы равной точностью имеющимся данным.

IV. – Символизм Сигера Брабанского

То, что Данте поместил Сигера Брабантского в Рай и вложил хвалу Сигеру в уста ев. Фомы, – это проблема четвертого неба, или неба Солнца, то есть пристанища тех, кто был мудр мудростью, требуемой для выполнения их функций. Здесь присутствует св. Фома; представив Данте окруживших его блаженных, начиная с Альберта Великого, стоящего от него справа, он доходит до последнего, стоящего слева: