Данте и философия

Эта позиция, вопреки тому, во что нас хотят заставить поверить, заключается не в том, что «священная наука, теология, превосходит все прочие науки, которые следуют за ней и прислуживают ей»[177]. Если бы Данте хотел сказать, подобно св. Фоме, что другие науки – служанки теологии, «quod aliae scientiae dicuntur ancillae huius», он не преминул бы процитировать тот же текст, что и св. Фома. Но текст, который он в действительности цитирует, говорит о другом: теология – голубка, потому что она позволяет в совершенстве разглядеть истину, в коей покоится наша душа. Что же до прочих наук, то «все науки он называет царицами, наложницами и девицами; эту же науку он называет голубицей… чистой»: «tutte scienze chiama regineè drudeè ancille,è questa chiama colomba… eperfetta» (II, 14). Если считать теологию – questa – одной из прочих наук, то нужно будет назвать ее одной из цариц, и даже самой чистой из цариц, но не царицей над остальными. Если же считать ее отдельной от прочих наук, то «божественная наука» будет отличаться от них, как голубка отличается от царицы. Как бы мы ни толковали этот текст, мы не только не найдем в нем томистской доктрины подчинения наук теологии, но скорее обнаружим стремление его избежать. Понимать ли текст так, что есть шестьдесят цариц, из которых одна – теология, или что есть шестьдесят цариц плюс голубица, единовластие теологии, о котором учил св. Фома Аквинский, в обоих случаях оказывается разрушенным. Видимо, нужно выбирать между тезисом св. Фомы: «aliae scientiae dicuntur ancillae huius» [ «другие науки называются служанками этой»] и утверждением Данте: «tutte scienze chiama regineè drudeè ancille» [ «все науки он называет царицами, наложницами и девицами»]. Если есть только одна царица, их не может быть шестьдесят; чтобы утверждать, что Данте пребывает в согласии со св. Фомой Аквинским, нужно довольствоваться согласием, основанным на противоречии.

Но это лишь первый знак: несомненно, весьма ценный и указывающий нам верный путь в интерпретации мысли Данте, но недостаточный для того, чтобы позволить определить эту мысль. К счастью, Данте, несмотря на осторожность в выражении своего личного мнения, редко отказывает себе в удовольствии объясниться до конца. Когда речь идет о вопросах, которые задевают его за живое, он даже высказывается весьма пространно. Но решение, которое, как мы видели, он принял, ставило его в трудное положение, из которого нужно было выйти любой ценой. С одной стороны, Данте явно стремился к теологии, которая, будучи подобием мира Христова, была бы не от мира сего; вот почему он столь решительно утверждает, что она не смешивается с другими науками – даже для того, чтобы их возглавить. С другой стороны, ему было известно учение св. Фомы, которое представляло все остальные науки служанками, ancillae, теологии. Невозможно сомневаться в том, что Данте искренне восхищался св. Фомой и любил его: невозможно не только потому, что он отведет ему славную роль в «Божественной комедии», но и потому, что уже здесь, в «Пире», он найдет для него одно из тех слов дружеской привязанности, которые не обманывают. Данте, несомненно, работал над комментарием св. Фомы, как и над текстом Аристотеля. Как тогда примирить его нежелание делать из наук, в том числе из философии, служанок теологии, с утверждением, что философия способна оказать теологии услуги, которых та от нее ожидает? Данте задал себе этот трудный вопрос, и замечательнее всего то, что он сумел в самом основании проблемы найти все необходимое для ответа.

С тем же блеском, с каким он толковал текст Соломона, Данте выполняет резкий поворот и заявляет: чтобы помогать теологии, философия должна просто существовать. Чем меньше она будет отрекаться от целостного осуществления своих прав, чем больше будет оставаться самой собой, тем больше пользы она принесет богословию. Данте понимал это не только в том смысле, что философия сначала должна существовать как философия, чтобы потом получить возможность служить теологии, что было бы подлинно томистским решением проблемы. Данте понимал это в том более радикальном смысле, что существовать в качестве философии означает для этой науки необходимым и достаточным образом помогать теологии в деле человеческого спасения.