Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Песнь, к чтению которой мы приступаем, посвящена сердцу, данному нам Богом при Творении. Это сердце — чистое желание Его Самого, стремление, любовь, желание звезд, бесконечности, Бога. Мы уже близки к сердцевине и самого «Чистилища», то есть песни семнадцатой. Здесь же, в песни шестнадцатой, Данте встречается с душами гневными: озлобленными, импульсивными, теми, кто, вместо того чтобы рассуждать разумно, отвечает раздражением. Такими правит гнев, а не рассудок. Инстинкт, а не ум. Не случайно песнь открывается характерным описанием, которым Данте словно говорит: «Жизнь в злобе, раздражении — это не жизнь, это очень похоже на ад, мрак ада».

Во мраке Ада и в ночи, лишенной
Своих планет и слоем облаков
Под небом скудным плотно затемненной,
Мне взоров не давил такой покров,
Как этот дым, который все сгущался,
Причем и ворс нещадно был суров.
Глаз, не стерпев, невольно закрывался;
И спутник мой придвинулся слегка,
Чтоб я рукой его плеча касался.

[Мрак ада и ночь, лишенная всякого света («лишенная своих планет»: напомню, в средневековой терминологии и звезды, и луна, и солнце называются планетами), под скудным небом (скудным, ибо лишенным света и затянутым самыми плотными и серыми облаками, какие только можно себе представить) не так плотно застилали мне глаза, как дым, накрывший нас, когда мы вошли. Этот дым был настолько плотным и едким, что его можно сравнить только с дымом ада. Плюс ко всему он еще и нестерпимо жег глаза («Глаз, не стерпев, невольно закрывался»), словно кто-то тер их чем-то шершавым («ворс нещадно был суров»). Поэтому «спутник мой», проводник, Вергилий, «придвинулся слегка». Проводник — человек знающий и надежный. Он знает, куда ведет, и я могу ему доверять (это два необходимых условия, чтобы идти за кем-либо). «Спутник мой» приблизился и подставил мне свое плечо.]

И как слепец, держась за вожака,
Идет, боясь отстать и опасаясь
Ушиба иль смертельного толчка…

Данте сравнивает себя со слепым, которому приходится следовать за тем, кто ведет его, чтобы не потеряться, чтобы не столкнуться с чем-то опасным или даже смертоносным. Жить как слепец, не различая добра и зла, лжи и истины, радости и боли, все равно что жить, как умерший — «так горько, что смерть едва ль не слаще». Такая жизнь порождает страх. Страх — детище мрака, слепоты. Страх рождается от неизвестности.

Так, мглой густой и горькой пробираясь,
Я шел и новых не встречал помех,
А вождь твердил: «Держись, не отрываясь!»

[Я следовал за ним и слушал его слова: «Держись, не отрываясь!» Будь бдителен, не отдаляйся от меня, доверься мне, иди за мной, чтобы не остаться в одиночестве.]

И голоса я слышал, и во всех
Была мольба о мире и прощенье
Пред Агнцем Божьим, снявшим с мира грех.

[В этом мраке, в полнейшем дыму, я начал различать голоса, каждый из которых молился, просил мира и милосердия у Агнца Божия, берущего на себя грехи мира, — «пред Агнцем Божьим, снявшим с мира грех». (Агнец, помимо всего прочего, — животное, символизирующее кротость, противоположность гнева.)]

Там «Agnus Dei» пелось во вступленье;
И речи соблюдались, и напев
Одни и те же, в полном единенье.

[В качестве вступления каждый из них читал молитву «Агнец Божий»; они произносили слова одновременно и одинаково, «в полном единенье».]

Если грех, от которого они очищаются, — это гнев, то путь к очищению — кротость. Если раньше они жили во вражде, то теперь живут в согласии. Слово «согласие» в латинском языке является родственным слову «сердце». Их сердца едины, они одно сердце, одна душа, сказали бы мы. Они на самом деле едины, ибо признают друг в друге единый корень, единое сердце, единое желание.

«Учитель, это духи?» — осмелев,
Спросил я…

Данте ничего не видит, этот вопрос звучит в темноте.

Он в ответ: «Мы рядом с ними.
Здесь, расторгая, сбрасывают гнев».

[ «Они сбрасывают с себя гнев, освобождаются от его рабства, „расторгая“ (то есть разрывая, распутывая узы)».]