Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Предстоять перед самим собой, перед сущностью себя самого, перед своими потребностями, перед своим воплем — это немного смущает. Говорить о себе перед аудиторией в четыреста человек непросто. Приходится идти на жертву, жертвовать самим собой. Может быть, именно в этом и заключается магия нашего ремесла — преподавания. Когда преподаешь, ты словно обнажаешь себя, преподносишь другим самое сокровенное, что есть в тебе (в каком-то смысле это тоже жертва), озвучиваешь внутренний диалог, который сам ведешь с Данте, с автором, с текстом, с фрагментом, с высказыванием — с тем, что преподаешь. Эту-то сокровенную близость ты и разделяешь с другими, будь то тридцать учеников в классе или огромная аудитория, как сегодня. Перед нами стоит задача: обрести себя, быть самими собой, как говорится в том удивительном письме Никколо Макиавелли к Франческо Веттори, которое мы читали, говоря об «Аде»[137].

Первое, главное слово, помогающее приступить к работе над настоящим, то есть к чтению «Чистилища», — то же самое слово, которое дало название всему нашему курсу и которое мы использовали во введении к «Аду»: желание. Кто-нибудь мог бы предположить, что, поскольку речь идет о чистилище, первым словом окажется грех. Нет, первое слово — все то же желание. За ним идут и грехи, и кто без греха, пусть первым бросит камень. Однако у истоков (у истоков «Божественной комедии», у истоков всего) стоит желание. Желание, стремление, счастье, ожидание — ожидание бесконечного блага. Если исток иной, то ни о грехе, ни обо всем остальном, о чем говорится в «Чистилище», мы ничего не сможем понять. Необходимо действительно разобраться, что такое желание.

Недавно я прочитал один текст, который, словно молния, прояснил для меня, в чем заключается человеческое желание. Это рассказ Дино Буццати «Новые странные друзья»[138]. Напомню его сюжет — он неожиданным образом вводит нас в тему чистилища (хотя на самом деле и ада, и чистилища, и рая одновременно). Умирает один человек. Он оглядывается назад, подводит кое-какие итоги и рассуждает: «Ну, в общем-то ничего плохого я не сделал [мы всегда так рассуждаем], никого не убил, всю жизнь работал… Да, жена… ну, пара связей на стороне, но в целом-то я был достаточно верным. Детям кое-что оставил. Должно же всего этого хватить, чтобы попасть в рай!»

Человек этот умирает и оказывается в прекрасном городе — в нем все совершенно, без изъянов! Два спутника сопровождают его, объясняя, как здесь все устроено. Показывают дом, где он будет жить, — предел мечтаний! В нем есть все, чего он только желал в жизни: поле для гольфа, бассейн, бильярд… Показывают машину: мечта, а не машина! Впечатленный увиденным, он говорит: «Все-таки женщин, наверное, мне тут будет недоставать». Но и женщины есть! Все, все есть. В полнейшем восторге он восклицает: «Значит, мы на самом деле в раю! И здесь никогда нет боли?» — «Боли? — переспрашивают его спутники. — Какой еще боли? Что за рай, если бы была боль? Конечно же боли здесь нет! Никакой и никогда!» Однако эти двое так странно описывают будущее героя, что у него (и, конечно, у читателя) создается ощущение чего-то неладного. Например, он спрашивает о боли и ему отвечают: «Никогда. Совершенно! Даже капли зубной боли нам не дозволено». — «Не дозволено? Что за странное слово? Ведь мы в раю, очевидно, что боли быть не должно…» В итоге, конечно, он обнаруживает, что находится в аду. Жизнь среди всех этих удобств оказывается адом, ведь нечего больше желать и некому выразить свое желание, ожидание. Ад — отсутствие желания, место, где «не дозволено даже капли зубной боли».

Этот рассказ действительно поразил меня, и я задумался о том, каков посыл «Божественной комедии», ее «Рая», а значит, и «Ада», и «Чистилища». Мне пришла мысль, что в «Комедии» (хотя, по-моему, не только в «Комедии», но и всегда — Данте лишь уловил это; надеюсь только, что сейчас какой-нибудь священник не обрушится на меня как на еретика) Бог — это незавершенная вечность. Я имею в виду, что сама природа Бога есть желание. Разве это не так? Разве это не единственное возможное объяснение, не единственная гипотеза, позволяющая хоть как-то вникнуть в Тайну Троицы? Бог, непрестанно стремящийся к Себе Самому, движимый желанием Себя Самого; это бесконечное стремление совершается непрерывно в течение вечности. Непрерывное движение, непрерывное желание и непрерывное свершение желания. Он — источник Себя Самого, Он Сам — «голод утоленный и алчущий»[139], Он «лишь Собой „излит и постижим и, постигая, постигнут“»[140], как говорит Данте в «Рае» о понимании Богом Себя Самого.