Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Здесь мертвое слово может наконец воскреснуть. Что есть смерть? Что есть «беспощадный срам», о котором говорит Данте в следующих стихах? Неверие в возможность быть прощенным. Как у Пасколи: «Никто не жалеет нас, и нет никого, кто бы нас простил». Здесь, в самом начале «Чистилища», появляется глагол, побеждающий смерть: «Пусть мертвое воскреснет песнопенье». Воскресение возможно. В первую очередь — воскресение слова: то слово, что в аду было для грешника осуждением, сковывало его, распинало навеки, ибо было неспособно пронзить внешнюю оболочку и достичь сути, слово как окончательный, вечный приговор, здесь восстанавливает свое значение. Слово, которое воскресает, — это слово, наделяющее верным именем все сущее, это слово Адама и Евы (на что Данте укажет в следующих стихах), которые дают имена вещам, то есть начинают познавать их. Итак, слово наконец вновь обретает способность указывать на смысл вещей, обозначать их суть, истину.

Стоит сказать о значении слова в современной литературе. Теперь авторы одержимы поиском нужного слова, ибо человек, не знающий прощения, уже не воспринимает имеющиеся в языке слова как обладающие былой выразительной силой. В сегодняшнем мире слово перестает быть средством общения, теряет способность передавать мысль. Сколько писателей, умирая, говорили: «Уничтожьте все, что я написал. Если я не сумел ничего объяснить самому себе, какова же вероятность того, что сказанное мной будет понято другими?» (К счастью, наследники никогда не выполняли таких наказов.) Сегодня слово становится не столько средством объединения, сколько поводом для разобщения; можно сказать, что истинного общения между нами не может быть, поскольку отсутствует изначально признанное единство («брат», «прощение»). Мы можем считать друг друга братьями, если между нами есть прощение. Как можно общаться без прощения, без Истины? О чем нам говорить? Во что превращаются слова? Они становятся источником недопонимания и недоразумений — об этом говорит прекрасная и загадочная притча о Вавилонской башне, рассказывающая о человеческой гордости, приведшей к невозможности общаться.

Люди поддались непомерной гордыне, соблазну построить лестницу до небес, и перестали понимать друг друга. А потом «Слово стало плотью». Слово, обладающее возрождающей силой (как воплощение и Воскресение Иисуса), вновь обретает способность служить речи. Победа над Вавилонским столпотворением и возможность восстановить силу слова — вот что случилось в день Пятидесятницы. Один говорит — и все понимают: «Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии» (Деян. 2: 9). Мы слышим, что все они говорят на нашем языке, их язык нам понятен, — и это происходит здесь, на Земле, а не в потустороннем мире. Вот что содержат в себе слова «Пусть мертвое воскреснет песнопенье, / Святые Музы, — я взываю к вам»: они внезапно открывают перед нами новый мир, новый язык.

Данте продолжает:

Отрадный цвет восточного сапфира,
Накопленный в воздушной вышине,
Прозрачной вплоть до первой тверди мира
Опять мне очи упоил вполне,
Чуть я расстался с темью без рассвета,
Глаза и грудь отяготившей мне.

Что видит Данте в первую очередь, выходя из ада? Свет, небо. Вновь увидеть небо означает, что человек поднимает голову. «Призванный к горнему» (см.: Ос. 11: 7), он наконец обращает взор ввысь и понимает, что существует «великое море бытия» (как он скажет позже[155]). Море добра, море красоты — красоты сущего, всего, что есть. Данте смотрит на все с волнением, с полнотой переживания, которые уже не оставят его. Открывается чистилище, — и первое, что он видит, не грязь и сажа, скопившиеся на нем. Уже позже он заметит их и скажет, что ему нужно омыться, очиститься. Но видите, какой может быть жизнь?! Человек обращает взор ввысь и обнаруживает, что существует! Он открывает для себя реальность как данность, удивительную данность. И тогда Данте всеми возможными поэтическими средствами описывает сияющую лазурь — прелюдию восхода солнца, чистую и прозрачную, как утренний весенний воздух, простирающуюся до самого горизонта. «Опять мне очи упоил вполне»: вот новый взгляд, новая реальность, увиденная будто впервые. «Се, творю все новое» (Откр. 21: 5); «Вот, я делаю новое: ныне же оно явится; неужели вы и этого не хотите знать?» (Ис. 43: 19).