Читаем Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех полностью

Наконец, о числе семь. Это открытие мы совершили с друзьями из Cento canti[149], изучая труд известного литературоведа Чарльза Синглтона. Если не принимать в расчет первую песнь «Ада», которая служит вступлением ко всей «Божественной комедии» и за счет которой число песней в «Аду» достигает 34, то в каждой части останется по 33 песни — всего 99. Таким образом, центральной окажется песнь семнадцатая «Чистилища». И здесь происходит нечто странное, словно Данте дает читателю особый сигнал. Дело в том, что объем песней в «Комедии» произволен, то есть количество стихов в каждой из них носит случайный характер, варьируется без какой-либо закономерности. Здесь же происходит иначе: центральная песнь — семнадцатая, сердцевина произведения, состоит из 139 стихов. Предыдущая и следующая включают по 145 стихов. Еще по одной справа и слева — опять по 145. И еще по одной — 151. Очевидно, Данте осмысленно группирует семь песней, хочет на что-то указать, хочет, чтобы мы что-то увидели. Семь — это число Творения, число человека на земле. Данте словно дает знак: обратите внимание, когда вы окажетесь здесь, вы будете находиться в сердцевине всего произведения. И это те самые песни, где он объясняет природу любви. Вся эта конструкция была построена ради этой сердцевины, чтобы рассказать, какова природа человека, какова ваша природа. Цель всего произведения — объяснить, почему ваша природа есть любовь, показать, что вы созданы по образу и подобию Божию.

Но это еще не все. Количество стихов в этих песнях тоже значимо. Каждая из обрамляющих «семерку» песней содержит 151 стих, 1+5+1 дает 7; промежуточные — 145: 1+4+5 дает 10, а 10 — это число спасения, встречи с Богом, так как 3 — это число Бога, Троицы, а 7 — число человека. Таким образом, 10 — это человек (7), который встречает Бога (3). Что это означает? Люди (7), какой силой вы можете спастись? Силой Божественной любви. Об этом говорится в песни семнадцатой, и это выражено даже в количественном аспекте структуры. Но и это еще не все. При помощи компьютера тот же Чарльз Синглтон обнаружил еще одну связь. Он увидел, что, отступив от песни семнадцатой на 25 терцин вправо и влево (обратите внимание, опять-таки 2+5 дает 7, Данте словно опять подчеркивает: я говорю о вас, о человеке, о жизни на этой земле), мы обнаружим такие терцины:

Будь это так, то в вас бы не былаСвободной воля, правды бы не сталоВ награде за добро, в отмщенье зла[150].…Вот то, что Беатриче называетСвободной волей; если б речь зашлаО том у вас, пойми, как подобает[151].

Копаясь в числах, как умеет только компьютер, мы обнаруживаем, что справа и слева от песни семнадцатой «Чистилища», центром которой является любовь как природа Творения, находится свобода. Данте словно обращается к нам уже на повышенных тонах: «Если вы не поймете этого сейчас, то не поймете никогда!» О чем я говорю? О тайне, о тайне милосердия и прощения. Но эта тайна не утвердится без свободы. Она целиком и полностью поручена, вверена нашей свободе. Если мы заперли дверь, Бог не может просто взять и снести ее.

И здесь я должен назвать последнее слово — терпение. Бог нуждается в нашей свободе, а время — это пространство, которое необходимо Богу, чтобы эту свободу уважать. Он словно стоит за дверью, ожидает, Он не может вломиться в дом. Он ожидает, когда появится хоть узкая щель, — и тогда Он войдет. Но сначала нужно, чтобы эта щель приоткрылась. Поэтому «Чистилище» — история о терпении Бога. Это время, когда Бог ожидает действия нашей свободы. Свободы, выраженной в труде, как сказали мы в самом начале, и свободы, выраженной в жертве; свободы чувствовать, что со временем рождается новая личность: день за днем, постепенно, падая, и поднимаясь, и падая вновь, но непреклонно, через терпение и время рождается новая личность. И, когда приходит пора, она сама пускается в полет, чтобы охватить всю необъятность, ради которой создана; но для этого требуется труд.

Читая Данте, начинаешь понимать, что время жизни и время истории — это пространство терпения Бога. Он не может действовать силой, Он ждет, ждет искони, даже если ты этого не замечаешь. Помните, как в «Мигеле Маньяре»? «Я давно наблюдаю за тобой, но я не мог тебе ничего сказать прежде твоей исповеди, прежде того, как в тебе самом родится этот вопль; но теперь, когда ты приоткрыл дверь, я войду и скажу тебе: „Мигель, Мигель! Оставь стенания, прошлое прошло, иди с миром!“»[152].

Песнь I. «Он восхотел свободы столь бесценной»

Прежде чем приступить к чтению, я хотел бы кратко напомнить о словах, с помощью которых мы в прошлом разговоре обозначили тематику «Чистилища».

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение