Дар аутизма. Раскрытие секретов мудрых сердцем

При мании величия у пациента наблюдается резко завышенная самооценка, далеко выходящая за пределы адекватности; такие пациенты могут считать себя всемогущими, обладающими неземной силой (и демонстрировать ее, громя все вокруг: переворачивая диваны, выбрасывая телевизоры из окна, выбивая окна). Они могут казаться себе невероятно важными персонами, предъявлять жесткие требования к окружающим и пытаться контролировать их. Такие пациенты обычно требуют, чтобы их называли некими авторитарными «именами», но это явно не относилось к Вику. Он не использовал Малыша Альберта, Безымянного, Либерейс и даже Носмо Кинга, чтобы повелевать и командовать своим персоналом; они просто были, и было неясно, связаны ли их проявления с другими симптомами мании.

Вик держался прекрасно, несмотря на весьма деликатную тему нашего разговора. Мы все решили сделать столь необходимую уже передышку перед тем, как продолжить.

Далее я рассказал о врожденной кротости и тончайшей чувствительности, свойственным столь многим аутистам; о том, что они необычайно восприимчивы ко всему в видимом и невидимом мире. Я пояснил, что упомянутые «привидения» отличаются от духов умерших близких, пребывающих на небесах. Присутствие любящего духа чревато лишь ощущением любви, заверил я; присутствие любящего духа никогда не будет навязчивым, не будет вызывать волнения и повергать в хаос или принуждать человека называть себя другим именем. В свою очередь, призраки, «застрявшие» в этом мире, притягиваются, подобно магниту, к наиболее уязвимым людям.

Теперь, когда мы вернулись к этому вопросу, настроение Вика изменилось, и он стал защищаться, уклоняясь от вопросов и пытаясь сменить тему.

«Вик, тебе иногда хочется, чтобы Альберт и Сисси перестали посещать тебя?»

«Да».

«Ты бы предпочел, чтобы они оставили тебя в покое?»

«Да».

«Что говорит тебе Сисси?»

«Она сейчас в доме. Мне нравится этот магазин. Сисси друг Вика, но хочет, чтобы она оставила его в покое».

«Они бывают эгоистичны…»

«Точно».

«…потому что им неведом Рай».

«Билл, что ты ел вчера на ужин?»

«Целую коробку хлопьев. Ты понимаешь, Вик?»

«Ты ешь хлопья? Как пишется „elephant“?»

«Я предпочел бы продолжить наш разговор, если ты не против».

«Что ты ел вчера на ужин?»

«Я уже ответил тебе, Вик. Ты можешь сказать им „нет“… можешь поспать немного ночью».

«Я хочу быть джентльменом… никакого ребенка, никакой Сисси».

«Можешь сказать им, чтобы уходили».

«Я сегодня хороший… Мне нравится это слово, „ты хороший“».

«Они питаются тобой, Вик».

На этой фразе Вик рассердился, бросил на меня вызывающий взгляд и едва слышно произнес скрипучим голосом: «Носмо Кинг». Я слишком сильно нажал на какую-то кнопку, и мне пришлось ретироваться.

Барб продолжала печатать, и слова один за другим проклевывались на стене. И тут произошло что-то странное: как только Барб закончила набирать слова моей рекомендации насчет молитвы, это предложение вдруг само удалилось — по непонятной причине — и ей пришлось заново ввести этот фрагмент в свой протокол.

Я высказал предположение, что самая большая проблема в борьбе с нежелательными присутствиями — что мешает состояться победе Вика — заключается в самом Вике. Когда я спросил членов персонала, кто из них любит Вика, в ответ воцарилась удручающая тишина: ни один из присутствующих не знал никого, кто любил бы его. Никаких гармонических тенденций, никакой синхронизации ни с человеком, ни хотя бы с животным. Вик был разочарован, покинут или предан всеми, кто мог бы дать ему то, чего он больше всего хотел и в чем больше всего нуждался. Насколько же легко, должно быть, удавалось этим бестелесным сущностям морочить ему голову обещаниями исполнить его мечты. Исцеление требовало, чтобы Вик научился любить, а не ненавидеть самого себя — эта способность, эта нереализованная сила у него отсутствовала, но для борьбы была необходима.

Превентивные меры